остались несколько целых кристальных шипов — они смогут стать преградой для одного стрелка, но я всё ещё буду открыт для второго. Значит, нужно скрыться у другого корня, чтобы первому мешали кристаллы, а второму само дерево.

Ухнув самому себе я, схватив в охапку чемодан, пригибаясь, бросился в сторону, удивляясь тому, как смог отпрыгнуть от вонзившейся в землю стрелы возле моей ноги.

Внутри нагнеталась ярость — зачем всё это?! Зачем они нападают? И кто эти — они?

Я почувствовал странный острый ветер от только что прилетевшего снаряда. Волосы встали дыбом, и между лопатками засвербело от непонятного мне ощущения. Всё нутро сжалось.

— НАВЕРХ! — так мощно прогремел голос зáмершей, что я подпрыгнул от неожиданности и очень вовремя: этот ветер тонкой невидимой полосой прошёлся в мою сторону серпом, вгрызаясь в корень и оставляя в нём глубокую отметину.

Кровь застыла в жилах от осознания того, что это могли быть мои ноги.

Приземлился я на колени. Как с таким бороться?!

Гия зашипела похлеще змея, привлекая внимание. Я обернулся и увидел, как она, яростно крутанувшись вокруг себя, упала на колено, с силой ударяя ладонью по траве. И в то же мгновение вся полянка покрылась мухоморами разной величины. Их шляпки задрожали, сбрасывая бело-жёлтую споровую пыльцу.

Дышать стало ужасно трудно, я прижал рукав рубашки к лицу, отставляя чемодан к хвосту Скитальца внутри полости. Кашель раздирал лёгкие и гортань, глаза слезились, головокружение многократно усилилось. Я скрючился, дёргаясь от недостатка воздуха и сдерживая тошнотворные позывы.

В следующее мгновение девушка повторила свой прошлый жест, вздымая вверх всё облако удушающих спор. Я успел обрадоваться новому защитному колпаку, как она продолжила своё движение, резко раскинув руки в стороны и, бросив лук, так сильно и громко хлопнула в ладоши, что в ушах зазвенело. Облако же от этого поднялось ещё выше и рассыпалось вокруг на огромное, из того, что я увидел, расстояние, дотягиваясь до ближайших ветвей.

С одной стороны донеслось слабое эхо задыхающегося кашля, судя по всему кто-то из нападавших неосторожно вдохнул. В тот же миг на этот звук полетела стрела зáмершей (и когда только оружие схватить успела?!). Раздался треск выбитой древесины, короткий вскрик.

И на нас навалилась тишина.

Глава 9

Гия продолжала стоять посреди своей мухоморной поляны, внимательно прислушиваясь и оглядывая всё вокруг на уровне почерневших в сумерках ветвей.

Я, спустя долгие мгновения смог отдышаться, вытирая рубашкой лицо. Головокружение с тошнотой отступало, оставляя после себя ужасную слабость и в мыслях, и в теле. Слова отказывались складываться в связные формы, отчего я молча повернулся к чемодану, собираясь заняться подмогой Скитальцу.

Он за всё это время, после того как свернул свои массивные кольца, так ни разу не шевельнулся. Но я ощущал, что он жив и, даже несмотря на раны, засыпает.

Я на трясущихся ногах поплёлся за лампой между исчезающих в земле магических грибов и с печалью присел возле осколков — её пробило стрелой. Вынув минерал из держателя, легонько потряс — он ответил мне тусклым свечением, от сердца отлегло — целый. Это хорошо, потому что второго такого у меня нет.

Девушка, закончив осмотр округи, шумно выдохнула, поворачиваясь ко мне:

— Ты в порядке?

Я услышал сталь в её голосе и тихо ответил, совладав с собственными сжатыми челюстями:

— Да. Ты вовремя крикнула, — я увидел, как шляпа с её головы и белый шлейф исчезли вместе с оружием.

«Проявление боевого обличия зáмерших?» — спросил сам у себя, тут же забывая этот бессмысленный вопрос.

— Зачарованые стрелы! Кто бы мог подумать! Хорошо, что слабые, иначе нас по пропасти бы раскидало! Или бы перерезало, — шикала она, тряхнув головой.

Я собрал осколки лампы в свободный мешочек, чтобы обезопасить наши ноги от стекла, и отнёс его к кулю. Полянка выглядела ужасно: размётанные остатки перьев и пуха; местами вывернутые кочки мха; птичьи останки раскурочены и переломаны, что изъять из неё ничего полезного, кроме мяса и костей, уже не получится. Рюкзак зáмершей валялся помятым, с разбросанными вокруг вещами. Я рассмотрел инструменты, выкатившееся из ткани яйцо и колбы — в одной из них уцелевшее сердце. Стекло посверкивало в сумеречных бликах, словно упрекая нас в таком отношении. Но это было всего лишь моё воображение и игра остаточного света.

Я потряс этерий, заставляя его светиться ярче, внимательнее оглядывая мелкие детали и собирая свои пожитки: мой куль перевернуло, вытряхнув лёгкие вещи и книги. Их раскрытые страницы шелестели от слабых порывов обычного ветра. Птичьи когти разметало из кучки — я собрал те, что остались, и, подобрав пару уцелевших кожаных лоскутов с лап, сложил ещё в один мешочек, заталкивая вместе с остальным в куль.

Вернув туда же записи, я пошёл обратно к чемодану: мои силы, вместе с переживаниями за Скитальца и жгучим спешащим желанием ему помочь, словно растворились в воздухе. Сердце тяжелело, голова отказывалась думать, но при этом я точно знал, что нужно делать. Без сомнений и без эмоций — я словно перегорел от этого нападения. Это было странное ощущение, раздражающее, но по-своему притягательное.

Подойдя с источником света к полости, я стал внимательно осматривать плотные кольца. Голова змея лежала на одном из них, ближе к выходу, отчего я смог увидеть три торчащих древка. Вокруг них слабо сочилась тёмно-синяя кровь. Я продолжил осмотр, осторожно протискиваясь по свободным местам между древесными стенами и самим змеем. В глубине я нашёл ещё четыре стрелы. Подобраться к ним будет труднее — придётся залезть на кольца. А вот восьмая от меня скрывалась. От этого мне стало тревожно, но я успокаивал свои чувства тем, что закрытие бόльшей части уже поможет Скитальцу справиться с ранениями.

Я вернулся к чемодану, осмелев и ведя рукой по тёплой сухой чешуе, получая удовольствие от ощущений. Сейчас, после всего, я почувствовал необъяснимую, сильную привязанность к этому прекрасному ползучему созданию. В голове, на отголосках памяти, звучала старая песня убаюкивающим голосом бабки Каши.

…«Среди звёзд, не касаясь хвостами небес»…

Эта строка всегда нравилась мне больше прочих. В детстве я много смотрел в ночные небеса и размышлял — а как это? Бабка мне рассказывала, что чёрные воды Океана настолько непроницаемы, что ночами они словно зеркало для звёзд и светил. Особенно в тихую погоду, когда его гладь непоколебима, он подобен второму, перевёрнутому, небу.

Закрепив этерий в держателе внутри чемодана, я потянулся за мешочками, ступками и флаконами, как меня отвлекла тёплая вспышка света. Повернул голову: