— Вспомогательные войска недостаточно подготовлены, — сказал генерал Гай Песцений Нигер, склонившись над картой. — Они с трудом следуют инструкциям, и есть риск, что под давлением врага они дрогнут.

— Времени на полную подготовку нет, — спокойно ответил отец. — Медлить значит подвергнуть опасности наши северные провинции.

Я был согласен что невозможно в полной мере подготовится к войне.

Наконец, отец обратился ко мне:

— Ты, Люций Аврелий Коммод, останешься здесь, в лагере. Поход для тебя ещё преждевременен.

— Почему, Август? — спросил я.

Я заметил, как несколько генералов переглянулись.

— Поход, Цезарь, требует… полного разогрева, — вмешался генерал Клавдий Фронтон с едва заметной улыбкой.

Отец согласно кивнул. Но меня задело то, что вместо отца посмел вмешаться генерал, пусть и очень уважаемый. Никогда не любил нарушение субординации. А еще и оказывается что тут все в курсе про мои особые тренировки. Хотя, тренировки ли это? Неважно! Тут похоже сквозит так, что никто не умеет держать язык за зубами.

— Когда я разогреюсь, - медленно процедил я, глядя на Фронтона, – жарко будем всем.

Никто не ожидал такого ответа, и видно что взрослые дяди немного упали в осадок, от такого.

— Что ты имеешь в виду, Люций Аврелий Коммод? - спокойно, но с лёгким интересом спросил отец.

— Ничего особенного, - сострил я невинное личико. - просто, думаю, освою разогрев летом. Когда будет очень жарко.

Этот невинный выпад вызвал понимающие хмыканья у генералов, а Фронтон лишь слегка усмехнулся. Отец удовлетворённо кивнул, возвращаясь к обсуждению. На этом инцидент завершился, вернувшись в деловое обсуждение.

В целом, я был согласен, что мне еще рано, на фронт. Решение оставить меня в лагере было правильным. Зачем молодому и неопытному цезарю подвергать себя рискам? Особенно если учесть, что мои физические тренировки — всего лишь начало долгого пути. В этой эпохе пешая война требовала невероятной выносливости, а мои двадцать кругов вокруг кампуса, как я начал понимать, были действительно только «разогревом». Ну да, ладно, мне есть чем занятся и в лагере.

На следующий день началась переброска войск через Дунай.

Лагерь, который и так жил в постоянном напряжении, теперь гудел, словно улей. Всё смешалось: лязг оружия, громкие команды офицеров, скрип повозок, перегруженных припасами. Тысячи солдат шли организованными колоннами к переправе.

На реке солдаты строили понтонные мосты. Некоторые части использовали лодки, большие и маленькие, чтобы перевезти не только людей, но и грузы. Лошади нервничали, фыркая и брыкаясь при погрузке.

Я наблюдал за этим с одной из вышек, пытаясь охватить взглядом весь масштаб операции. Казалось, река пульсировала — с одной стороны перешагивала Империя, с другой уже ощущалось дыхание варваров.

Переправа заняла неделю. Всё это время я следовал привычному графику: утренние тренировки с Фустом, почти уже осилил четырнадцать кругов. Далее, занятия с учителями, вечерние посиделки. Наконец, в конце недели отец сообщил, что завтра начнётся наступление.

***

Несколько дней спустя, после изнуряющей тренировки, я ввалился в палатку и увидел долгожданного гостя.

— Сальве, Цезарь, — поклонился Гален с более выраженным почтением, чем раньше.

— Сальве, достопочтенный Гален, — добродушно улыбнулся я. — Рад видеть вас. Впрочем, едва ли такой занятой медикус зашел просто так. Вы по делу, верно?

— Ваша проницательность, юный цезарь, удивляет меня. Вы правы, я пришел с результатами опытов и посчитал важным обсудить их с вами.

— Я весь во внимании, достопочтенный. Присаживайтесь, пожалуйста, — предложил я, изобразив гостеприимного хозяина.

Когда мы сели, Гален некоторое время молча изучал меня взглядом. Я понимал, что мои предположения о кипячении воды могли оказаться ошибочными, но все равно чувствовал волнение. И тем более, выводы могут быть сделаны вообще какие угодно, из-за слабой основы понимания естественных наук.

— Император предоставил мне небольшое число пленных для опытов, поэтому эксперименты были ограничены. Мы взяли один источник воды, часть которой кипятили, а часть оставили сырой. Вообще не всегда от потребления воды могут возникнуть проблемы со здоровьем. К тому же мы умеем ее в некоторой мере очищать песком и углем, как сделано в акведуках. Чтобы ускорить результаты, я намеренно "загрязнил" воду. В двух из трех групп различий почти не наблюдалось. Однако в третьей, где количество миазмов было больше, рабы, пившие сырую воду, пострадали от отравления, в то время как те, кто пил кипяченую, остались здоровы. Пришлось, - он вздохнул, - пока лишь испытывать три разные пропорции. Надо понимать что варвары, сами по себе крепкие здоровьем. И надо постараться, чтобы испортить им желудок. Там где было меньшее количество миазмов, разницы не было. Легкие недомогания были во второй пропорции, где миазмов было больше. Рабы пившие сырую воду, морщились от некоторых неудобств. В последней же группе опыты дали самый очевидный результат. Мы давали воду с миазмами, сырую и кипяченую. От сырой все рабы подхватили отравления. Но те кто пил кипяченую не имели тех проблем.

— Это радует, — кивнул я. — Кипяченую воду я тоже использовал на тренировках. Она мне очень помогала.

Гален задумчиво молчал.

— После кипячения запахи миазмов исчезают. Вы упоминали, что они могут быть чем-то живым, но мне сложно принять это на веру.

— Возможно, — осторожно начал я, — но почему бы не предположить? Если допустить, что миазмы — это живое, их уничтожение огнем кажется логичным.

Гален усмехнулся, но его взгляд оставался внимательным.

— Это смелое предположение, но пока что это лишь гипотеза.

— Мой интерес в этом связан с философией Демокрита об "атомах". Она показалась мне занятной. Конечно, она умозрительна, но некоторые идеи дают простор для размышлений.

— О, я знаю о ней. Но вы правы, она в том что философская, умозрительная. К сожалению, она не соответствует подходу, что практикуем и наблюдаем мы, медикусы. И как вы связали это с миазмами?

— Я считаю что все теории об изначальном, не проверяемы в полной мере. – пожал плечами – Но если взять за основу эту мысль об атомах, то мы можем предположить что наш мир состоит из атомов. Разных атомов, которые дают ответ, почему мы видим столь много разных материалов с разными свойствами. Но они невидимы. Каков же их размер? Пока этот ответ неизвестен. Но возможно, миазмы — это не просто запах, а мельчайшие живые существа.

— Но к чему эта теория? Я пока не уловил суть.

— Суть в размерах вещей видимые нами. Мы видим