— Сальве, Марций Фуст…

— Зови меня инструктор Фуст, — перебил он.

— Хорошо, инструктор, — ответил я, стараясь скрыть удивление его прямотой. — Я бы хотел тренировки для общего укрепления здоровья, развития…

Фуст прервал меня ещё раз, прищурившись:

— Вы больны, цезарь? Пережили тяжёлую болезнь?

— Нет, я здоров. Я хочу просто…

— Что ты хочешь, цезарь? — с ленцой в голосе и едва заметным насмешливым тоном спросил он, склонив голову.

Я запнулся. Этот вопрос и манера общения застали меня врасплох. В этой эпохе не существовало понятий вроде «общего фитнеса» или «поддержания формы». Каждое движение, каждый удар, каждое усилие было предельно функциональным, подчинённым одной цели — выжить на поле боя. Атлетика, конечно, была важной частью подготовки, но она шла рука об руку с боевыми навыками.

Инструктор и Декстер молчали, внимательно смотря на меня, как будто ожидая услышать что-то большее, чем стандартный ответ. Я осознал, что подхожу к тренировкам с современным взглядом, который здесь был неуместен. Собравшись с мыслями, я выдохнул:

— Я хочу стать воином. Сильным воином, чтобы не погибнуть на поле боя из-за своей слабости. Я хочу быть правителем, который сможет постоять за себя и за своих людей. И... которого будут уважать легионеры.

Фуст прищурился, словно пытаясь прочитать меня насквозь.

— Уважали легионеры? — протянул он с лёгкой насмешкой. — Чтобы случайно не погибнуть на войне? Парень, в твоей голове полно глупостей. Возможно, ты умен в других делах, но в военном деле ты пока что пустое место. Однако... — он задержал паузу, будто взвешивая свои слова, — я кажется понял тебя. Сквозь весь этот лепет я уловил суть.

Его молчание казалось бесконечным. Он смотрел на меня тяжёлым взглядом, от которого хотелось отвернуться, но я заставил себя встретить его глаза.

— И как мне тебя звать? — неожиданно спросил он.

— Люций Аврелий Коммод… — начал я.

— Я знаю твоё имя, цезарь, — прервал он. — Я спросил, как мне тебя звать?

— Люций, — быстро ответил я, чувствуя лёгкое волнение.

— Так вот, молодой Люций... — начал он мягким тоном, а затем резко рявкнул: — А ну бегом вокруг кампуса двадцать кругов! И не морочь мне голову! Чего замер? Вперёд!

Я действительно замер. Это был, пожалуй, первый человек в этом мире, который разговаривал со мной в таком тоне. До сих пор никто не смел повышать на меня голос, и уж точно не командовал мной так дерзко. Но я быстро пришёл в себя, оглядел огромный кампус и заценил расстояние, которое мне предстояло преодолеть.

— Что, уже устал? — бросил Фуст с каменным выражением лица.

Сглотнув, я развернулся и ринулся бежать. За моей спиной раздался хриплый смешок инструктора.

***

Цезарь сорвался на бег сразу, взяв неожиданно высокий темп. Тит с сомнением смотрел на него, мысленно оценивая: "Сможет ли он выдержать все двадцать кругов?" В глубине души он знал, что Фуст — человек непростой, и его методы тренировок далеко не мягкие. Но сейчас сомнения центуриона начали перерастать в уверенность: "Это слишком."

Пока юный Коммод нарезал круги, его мысли вернулись к событиям нескольких дней назад. Он хорошо помнил день, когда императорская семья прибыла в лагерь. Для Тита это был момент смешанных чувств. Карьера шла уверенно при покровительстве Люция Вера, войны с Парфией принесли ему известность. Но потом пришла демоновая чума, унесшая столько жизней, включая покровителя. Потеряв Вера, Тит понял, что его карьера достигла потолка. Максимум, чего он мог ожидать, — должность трибуна. Стать легатом было почти невозможно: у Марка Аврелия тоже находились свои люди, которые мечтали о высоких должностях.

Но всё изменилось, когда Коммод впервые приветствовал легион. В тот момент Тит, сам того не осознавая, понял, что костям снова дали шанс упасть удачно. Цезарь был ещё слишком юн, не имел связи среди военных, и, похоже, его отец привёз его сюда именно для этого — завести друзей, наладить отношения.

Тогда это очень быстро понял и выкрикнул тот ответ Цезарю который выдал удачу. Цезарь тогда на него посмотрел и заметил, это было уже хорошо. Удивлению Тита не было предела, когда Марк Аврелий поручил ему заботиться о сыне и быть его проводником. Такая удача казалась невероятной.

Поначалу всё шло хорошо. Молодой Цезарь проявлял интерес к военному делу, учился слушать. Но когда Коммод попросил найти инструктора, Тит насторожился. Он знал что они сейчас все заняты чрезмерно. Тем не менее, договориться с Марцием Фустом удалось. Фуст был не из лёгких, но при необходимости брался за задачи, которые другим казались неподъёмными.

Теперь же, наблюдая, как Коммод заканчивает девятый круг, Тит всё сильнее начинал сомневаться в своём выборе.

— Слушай, Фуст, а ты это не слишком? — задумчиво спросил он, не отрывая взгляда от мальчишки.

— Ты сомневаешься в моих методах, центурион? — резко ответил Фуст, сузив глаза. — Тогда не стоило приходить. Не ставь под сомнение приказы.

— Правило легиона, — кивнул Тит, подавив раздражение. — Но он же не легионер.

— Ещё нет, — сухо ответил Фуст. — Для этого он должен пробежать ещё десять кругов.

— Он или сдохнет, или пошлёт нас…

— Надеюсь.

— Что? — удивился Тит, повернувшись к инструктору.

— Надеюсь, что пошлёт нас, — пояснил Фуст, даже не глядя на собеседника. — Это сильно сэкономит нам время.

Тит поморщился, но ничего не ответил.

***

Лёгкие горели, взгляд упёрся в пустоту, а в голове я повторял только номер круга, чтобы не сбиться. Жесткий инструктор — это мягко сказано. До сих пор меня не то чтобы щадили, но в Палатиуме упражнения всегда соответствовали возрасту. Я не рвал жилы и не падал от усталости. Как же я ошибался, ожидая того же и здесь!

Первые круги давались легко. Уверенность росла, и я думал: "Справлюсь!" Но к пятому кругу эта мысль начала растворяться в боли. На седьмом я уже злился — на Декстера, на Фуста, на кампус, на самого себя. На девятом круге в голове предательски замелькала идея бросить всё. "Какая разница, если завтра я всё равно буду недееспособным?"

К десятому кругу моё упорство всё же взяло верх: "Докажу, что смогу!" Но на одиннадцатом тело подвело меня. Нога скользнула, и я рухнул. Как приятно было лежать на холодной