Шрифт:
Закладка:
Он оставил свет на веранде. Поставил у входа огнетушители. Принес подушку и плед – устроил себе спальное место на диване в гостиной.
Лила! Ты сегодня сторожевой пес! Вся надежда на тебя!
Лила вспрыгнула на диван, забралась Макару под согнутые колени, поворочалась, устроилась, вздохнула глубоко и… хр-р-р-р…
Макар слушал звуки ночи, слушал, как бьется его сердце, как шагает патруль по улице – «Не засну, вообще не засну», – и заснул так крепко, что разбудил его только Ларкин звонок.
– Дрыхнешь, что ли, все еще?
– Нет, я уже давно не сплю!
– Ой, ладно. Давай, младший дед, чисть зубы и приходи на завтрак. Да, пищевую пленку захвати и банку абрикосового варенья. Двадцать минут у тебя.
– А Лилу брать?
– Куда ж без Лилы?
«Младший дед»… Дожили.
Все произошедшее этой ночью в городе, в стране, во всем мире, да хоть во всей Вселенной их никак не коснулось и прошло незамеченным. Никому в голову не пришло читать или смотреть новости, включить телевизор, уткнуться в гаджет. На чудом за один вечер отмытой кухне Прокопия слышались гвалт одновременно говоривших людей, топот многих ног, стук посуды, звук льющейся воды и передвигаемой мебели. Жизнерадостная суета посреди запахов кофе, плюшек, жареных яиц и сосисок.
– Наконец-то! Варенье принес? Давай сюда. Смотри, какие апельсины у Прокопия в саду – огромные просто! Возьми ручной пресс, надави всем сок. Да не там, господи…
Не успел прийти человек – ни тебе здрасьте, ни тебе как спалось, Макарчик, сразу трудись на славу и во имя. Ух! Макар насупил брови, поймал смешливый взгляд старшего деда (интересно, он знает, что он старший дед?) и тоже заулыбался. Только расслабился, как внук наехал ему на ногу колесами древней деревянной лошадки. Ну и раритет: огрызок хвоста, клочки гривы, побитое молью седло. Интересно, сколько детей у Прокопия и где они? Надо будет расспросить.
Макар давно не чувствовал себя таким неглавным. Нет, рядом с Ларкой сложно было быть главным, но хотя бы… хотя бы никто никогда не подвергал сомнению его авторитет и не задвигал в угол. Что-то было не так, и это не так было вызвано давно забытым ощущением беспечности. Словно сейчас, в этот конкретный момент, от него ничего не зависело. Легкость бытия – вот что. Хотелось над этим подумать, взвесить, так сказать, все «за» и «против», но никому не было дела до его желаний. Дави сок! Смажь колесики! Отведи Прокопия в душ! Ты не забыл пленку? Так иди и принеси!
А у него, может, сад не полит и другие важные дела не сделаны…
Макар взял Прокопия под локоть, тот, конечно, досадливо оттолкнул его. Еще чего!
– Не, Прокопий, ты мне только моргни, и я уведу весь этот дурдом… они что, решили тут поселиться? – шептал младший дед старшему на ухо.
– Дурень ты молодой, хоть и дед. Я ж живым себя чувствую. И я точно знаю, что это ненадолго…
– Ээ… Прокопий, ты недооцениваешь этих женщин. Ты знаешь, как они тебя называют?
– Ну и как они могут меня называть? – Прокопий вздернул косматую бровь.
– Они называют тебя «старший дед». – Прокопий хмыкнул. – Ты понимаешь? Они ведь не ради двух дней создали эту иерархическую систему. Они тебя включили в свою стаю – теперь не вырвешься!
Прокопий сиял.
Нет, точно надо выяснить, что у него с родней…
Мужчины замотали пищевой пленкой гипс, и впервые за долгое время старый грек принял полноценный душ. Макар стоял под дверями, прислушивался: ну, мало ли… в последнее время он только и прислушивается… Устал стоять, сел на пол, уперся спиной в стену. Пришла Лила, протиснулась у него между колен, мордочкой сунулась прямо в лицо, щекотно подышала, фыркнула фонтанчиком брызг.
– Фу на тебя, Лила! Ты тут уже освоилась, я смотрю, ходишь везде.
Прокопий вышел из ванной комнаты, сияя, словно медный грош. Побрился и приклеил к порезам клочки туалетной бумаги. Макар смотрел на этого старого человека, и у него перехватывало горло – он так давно потерял родителей. Он не видел своего отца старым, не разговаривал с ним на равных, не ухаживал за ним, не был опорой.
Оказалось, что Прокопий может обходиться дома без костылей, он перестал бояться наступить на пятку, придерживался за стену или перила и очень бодро ковылял. Чистые волосы подсохли и встали вокруг головы пушистой гривой. Это было так непривычно и оттого смешно, что все вместе сфотографировались на память.
Весело-то весело, но надо бы и честь знать и своими делами заняться. Дел было невпроворот:
Маше с Яном бежать до жары на море – смывать карантинную бледность.
Макару, хоть и поздно, идти на базар – кормить-то всех чем?
Ларисе… да уж найдет она чем заняться! Не беспокойтесь!
8
Прийти на базар к десяти утра – себя не уважать. Товар уже «призадумался», торговые ряды опустели, торговцы приуныли от избытка впечатлений. Все такое скучное, но до предложений вроде «Отдаю два последних кило медовых абрикос по цене одного!» еще далеко. Никого ощущения праздника, никакого азарта.
Макар настроился на быстрые покупки из того, что осталось после основной волны, но рынок все еще кишел посетителями и гудел как улей. Казалось, сюда пришли только за разговорами – продавцы забыли о скоротечной привлекательности витрин, покупатели так и не развернули составленные дома списки. Макар присел за низкий столик уличного кафе, заказал кофе, порцию маленьких сладких пирожков и стал слушать.
– …пришла на базар к открытию, а на рынке ни души!
– …и для кого только передают новости…
– …она, бедная, прибежала домой, кричит: конец света!..
– …и все они прибыли военными вертолетами…
– …а как еще они должны информировать? К каждому приходить домой?..
– …и теперь никому ни въехать, ни выехать…
– …это называется «комендантский час»…
– …а там была семья их президента…
– …так-то оно будет лучше…
– …стрелка задержали, и это оказался…
– …прячутся на кораблях, а потом у них закончится еда…
– …и кофе, и сахар, и пшеницу…
Пирожки в горло не полезли, Макар попросил завернуть с собой – не хотелось обижать хозяина. Взял овощи и фрукты с ближайших лотков, за молочным и мясным все же пробежался к знакомому фермеру. В сторону морепродуктов даже смотреть не стал – слишком давно лежат.
Дома выгрузил пакеты с покупками, попросил жену включить новостной канал, вкратце изложил:
– Остров закрыт окончательно,
