Пока добирались, дождь прекратился. Вот причина, по которой мы, петербуржцы, очень ровно относимся к местной погоде: пока будешь выговаривать ругательную фразу в адрес, к примеру, дождя, он закончится; не успеешь похвалить солнце — оно спрячется за тучами. Если тебе не нравится погода, просто потерпи немного — и она резко изменится.

Мы оставили машину во дворе дома тетушки, пешком дошли до станции «Горьковской», оттуда на метро приехали на Невский проспект и двинулись по нему, толкаясь в толпе гуляющих и перепрыгивая образовавшиеся на граните лужи.

Это, кстати, разительно отличает гостей города на Неве от его коренных жителей. Настоящие петербуржцы не перепрыгивают лужи. Они идут по ним напрямик к своей цели с отрешенными лицами. Это особый питерский дзен, который я еще не постигла.

У поворота на Большую Конюшенную толпа уплотнилась: народ задерживался, чтобы послушать уличного певца. Вооруженный гитарой и усилителем, тот с надрывом выводил:

— Ка-ак упоительны в России вечера![2]

— Че обобщаешь, на Колыме ты не был! — мимоходом попрекнул его бритый дядька.

Певец сбился и после недолгой паузы сменил песню, оставив, впрочем, трагический надрыв:

— Гори, гори-и-и! Моя звезда! Звезда любви…[3]

— Насчет звезды! — Я вспомнила, что не все рассказала товарищам. — Соседка сказала: дед Чижняк упоминал ее!

— Да? Как именно? В каком контексте? — Ирка отвернулась от певца, которому до того поощрительно улыбалась, кивая в такт музыке, и оттащила меня подальше от уличного концерта.

— В контексте ссоры с Юлей. До того, как та прибежала к соседке на сеанс психологической разгрузки за чашкой чая, Степан Семенович за что-то ругал ее. Конкретной причины соседка не поняла, но слова «проклятая звезда» дед проорал.

— Странное выражение. Обычно говорят или «проклятая судьба», или «несчастливая звезда», — заметил Архипов.

Я посмотрела на него недовольно: это должна быть моя реплика! Филолог во мне обиженно захныкал.

— Ничего странного, если речь о звезде, которая всех погубит! «Проклятая» — самое подходящее определение, — возразила Ирка. — Однако что конкретно имелось в виду — непонятно. — Она вздохнула. — Вадик, ты смотрел аккаунт Верочки, она не увлекалась астрологией?

— Не заметил ничего такого. У нее там в основном путевые заметки и рассказы о достопримечательностях.

— Может, звезда — тоже какая-то достопримечательность? — предположила подруга. — Особое место, грозящее бедой… Как Бермудский треугольник, к примеру.

— Северная Пальмира! — тут же подсказал знайка Архипов. — Это же название звезды — и одновременно Санкт-Петербурга.

— А в Библии упомянута губительная звезда Полынь, — припомнила я. — Помните? «Третий ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод».

— Многие считают, что это предсказание взрыва на Чернобыльской АЭС, — проявил эрудицию Архипов.

— И упасть, опаленным звездой по имени Солнце![4] — неистово взвыл в микрофон все тот же уличный певец.

— Тьфу на тебя, накаркаешь! — Ирка повернулась к проспекту и погрозила музицирующему пророку кулаком. — Короче, со звездой по-прежнему непонятно, что она такое и как нас всех погубит. Эх… Пойдемте, что ли, пышки есть? Напротив та самая легендарная пышечная.

— Я не фанат жирных жареных пончиков, но раз уже привела нас сюда путеводная звезда… — начал Архипов.

И не закончил, потому что Ирка отвесила ему материнский подзатыльник.

Слово «звезда» определенно ее нервировало.

Я решила, что надо постараться его избегать.

Глава седьмая

На кладбище мы приехали, следуя за тремя автомобилями, отчалившими в урочный час от дома № 13 на улице Орлова. Чтобы точно не ошибиться, держались за синей «Ауди», в которую села Юля. За рулем этой машины был какой-то сутулый дедушка, который заботливо усадил девушку на переднее пассажирское сиденье.

Что и говорить, похороны, даже практически незнакомого человека, мероприятие крайне тягостное. Единственный скромный плюс — возможность принять участие без приглашения и даже расспросов о том, кем вы приходитесь главному бездействующему лицу. Мы беспрепятственно присоединились к небольшой процессии.

Как человек довольно чувствительный, я опасалась, что у разверстой могилы грянет нанятый оркестр, литаврами выбивая слезу из каждого не полностью лишенного слуха. Но организаторам церемонии хватило вкуса и стиля обойтись без похоронных маршей, они пригласили только батюшку, а тот, в отличие от оркестра, действовал на присутствующих успокаивающе.

Стоя с тонкой свечкой в руке, я осторожно оглядывала небольшую группу людей.

Проводить Степана Чижняка в последний путь пришли человек двадцать. В полном трауре была только Юля, которую поддерживала под руку та самая соседка в гипсе. Поскольку саму соседку тоже нужно было поддерживать, сбоку ее подпирала еще какая-то дама. Трио выглядело крайне неустойчивым и, опасно балансируя на краю могилы, отвлекало внимание собравшихся от священника, речь которого журчала монотонно. Я быстро поняла, что на короткие паузы нужно своевременно реагировать — креститься, и вскоре уже делала это почти машинально.

В толпе никто не рыдал, не издавал тяжких вздохов, из чего я заключила, что из близкой родни усопшего тут только Юля.

— А Степана Семеновича нет, — словно подслушав мои мысли, отметила Ирка.

Вроде негромко сказала, но какая-то тетушка рядом ее услышала и с готовностью сообщила:

— Так он же тоже… того. Буквально вчера! Не пережил смерти сына, бедолага. — Тетушка поправила задранную ветром оборку на синей шелковой блузе.

Мы с Иркой переглянулись.

— Переживал очень. Не верил, что Степа руки на себя наложил! — подавшись к нам, заговорщицким шепотом поведала тетушка, по виду — очень довольная. Надеюсь, всего лишь возможностью поделиться распирающей ее информацией. — Хотел даже частного сыщика нанять.

— Нанял? — спросила Ирка.

— Кто же знает. — Тетушка сникла: информация у нее закончилась. — Да и не важно это теперь, раз они оба… того…

— Интересно, где он собирался взять деньги на частного сыщика? — задумалась я.

И опять же — совсем негромко сказала, просто помыслила вслух, но не только была услышана, но и получила ответ. Еще одна возрастная дама шагнула вбок приставным шагом, придвигаясь ко мне, и, не поворачивая головы, негромко, но веско сказала:

— Где, где! У тети Софы, конечно.

— А тетя Софа — это кто? — У меня мелькнула мысль, что на белом свете остались еще какие-то Чижняки, кроме неправильной Юли.

— Это вы тут кто, если не знаете тетю Софу? — Дама на взмахе остановила крестное знамение, повернула голову и посмотрела на меня в упор.

— Я знала Степана по университету, — уклончиво ответила я, чувствуя себя Штирлицем на грани провала.

— И слишком молоды, и не нуждаетесь в деньгах, — окинув меня взглядом с головы до ног, добавила дама.

Неодобрительный тон разительно контрастировал со словами, которые я предпочла бы считать комплиментом.

— В нашем доме