— Ми.

— Миска полна сухарей! — О, Архипов тоже научился понимать кошачий. — Ма! — указательный палец нашего друга нацелился в угол.

— Марш на свое место?! Ты как разговариваешь с законным обитателем этой квартиры, случайный гость?! — обиделась за зверюшку Ирка.

— Мы, — удовлетворенно вякнул кот, найдя поддержку, и потерся о ногу заступницы.

— Мыру мыр! — сказала я примирительно. — Утка большая, всем хватит. Давайте уже обедать.

После обеда разошлись на тихий час: мы с Иркой — в светлицу, Архипов — в жилище Кружкина. Договорились, что к полднику снова соберемся вместе. Вадик сказал, что он не маленький (ха-ха, его рост метр шестьдесят!) и спать не будет, посмотрит аккаунт Верочки. Мы с подругой никаких опрометчивых обещаний не давали и в светлице сразу же завалились на мягкие горизонтальные поверхности: она — на кровать, я — на диванчик.

— Ты знаешь, что мы упустили? — натягивая одеяло, полусонным голосом пролепетала Ирка. — Когда похороны Верочки… хр… хр…

— Придется снова побеспокоить Юлю, — ответила я, но подруга меня уже не услышала.

Мне помешали насладиться послеобеденным сном мадамы. Старушки-веселушки вернулись с прогулки, на которой явно пропустили по рюмашке, отчего были особенно жизнерадостны.

Продолжая разговор, начатый еще за пределами дома, Марфинька артистично рассказывала о каком-то своем поклоннике.

— И вот, представь, этот индюк говорит мне: «Всем вы, о прекрасная, хороши, но ваше имя для светских кругов не годится. «Марфа Ивановна» звучит так грубо, так плебейски, что я буду звать вас на европейский манер — Мартой. А фамилию вы возьмете мою, она такая красивая и выразительная, сразу понятно, что я человек не из простых: Баринов». Вот же самовлюбленный идиот!

— Он что, не зна-ал? — весело ахнула тетя Ида.

— Представь! Хотя мне представлялось, что это известно каждому мало-мальски образованному человеку.

— О чем это они? — зевнув, спросила разбуженная Ирка. — Что такое известно каждому образованному человеку, которым я, видимо не являюсь?

— Баринов, Дворянов, Барский, Барчуков, Князев — фамилии, которые русские дворяне давали своим внебрачным детям, рожденным крестьянками, — объяснила я. — Таким образом, красивая фамилия Баринов выдает потомка незаконнорожденного отпрыска дворянина и женщины «из простых», — объяснила я.

— Почему именно «из простых»? — заинтересовалась подруга.

— В своем кругу статусные папаши давали бастардам фамилии поинтереснее. Обычно сокращали свою собственную: Елагин — Агин, Трубецкой — Бецкой, Шереметьев — Реметьев, Репнин — Пнин, Головин — Ловин, Румянцев — Умянцев. Следовали примеру императрицы Екатерины II, которая дала незаконнорожденной дочери от светлейшего князя Потемкина-Таврического сокращенную фамилию папеньки — Темкина.

— Не очень-то затейливо.

— Как сказать! Дворяне Тенишев и Голицын урезали свои фамилии до Те и Го. Менее были распространены фамилии, образованные от имени, прозвища, титула родителя: Александров, Константинов, Алексеев.

— Ну, тут вообще никакой фантазии, — покритиковала титулованных папаш подруга.

— С фантазией были фамилии-анаграммы, образованные путем перестановки букв. Сын Шубина — Нибуш, дитя Петрова — Ропет. Князь Владимир Волконский особенно расстарался, исказил свое имя до неузнаваемости — получилось Римдалв.

— И не заботило его, затейника, как ребеночек будет жить с таким имечком, — посетовала Ирка. — Так себе родитель был этот Волконский, я думаю. Отец-кукух.

— Девочки, вы дома? — Мадамы внизу услышали наши голоса. — Спускайтесь чай пить, мы купили эклеры!

— Эклер — всем ребятам пример! — широким жестом сбросив одеяло, радостно срифмовала Ирка.

Я говорила, что моя подруга — доморощенная поэтесса? Периодически мне приходится слушать и оценивать ее произведения.

— Рифма так себе, — поморщилась я.

— Могу улучшить: Не страшна нам и холера, если в доме есть эклеры! Не желтеют наши склеры — мы всегда едим эклеры! Теперь хорошая рифма?

— Теперь логика плохая. Какая связь между эклерами и склерами?

— Мистическая! — Ирка округлила глаза. И вспомнила: — Блин, про губительную звезду-то подумать забыли. Такой важный момент, а мы его постоянно упускаем!

— Спускайся уже, жертва синдрома звездочета. — Я слегка подтолкнула ее к лестнице. — Если задержимся, можем упустить эклеры. Это любимейший десерт Марфиньки.

— Мы не можем допустить, чтоб эклеры упустить! — Если к нашей поэтессе приходит муза, ее пинками не отгонишь. — Подходи, бери эклеры и складируй их в шпалеры! Кто не хочет есть эклеры, тех не любят кавалеры! — Поэтесса с музой нога в ногу сошли по ступенькам.

— Что за кавалеры, какие, чьи? — живо заинтересовалась Марфинька.

Про кавалеров ей всегда интересно. И это в восемьдесят пять лет!

— Надо Вадюшу позвать. — Тетушка, добрая душа, при упоминании кавалеров вспомнила об Архипове.

— Лен, отстучи ему приглашение! — оглянувшись на меня, еще не ступившую на лестницу, крикнула Ирка.

Я подошла к батарее отопления, взяла специально оставленную на подоконнике ложку и отбила SOS — единственный известный мне сигнал азбуки Морзе.

Архипов примчался, теряя тапки!

— Что? Где?

— Когда? — невозмутимо подсказала Ирка, уже устроившаяся за столом, и взяла эклер.

— Прости, я не знаю других сигналов морзянки, — повинилась я и гостеприимно отодвинула стул. — Садись, быстро пьем чай и выдвигаемся. Нужно узнать у Юли, когда похороны Верочки.

— Боже, Верочка умерла? Какой ужас! — шокировалась Марфинька.

— Какая Верочка? — не поняла тетушка.

— Какая разница, Идочка? Какая бы ни была Верочка, она умерла, и это ужас! — рассудила Марфинька и аккуратно, чтобы не смазать розовую помаду, укусила эклер.

— Боюсь, это только начало настоящего ужаса, — напророчила Ирка, к счастью, шепотом, и мадамы ее не услышали.

— Я думал, вечером мы погуляем по Питеру, полюбуемся белой ночью, — Архипов попытался закапризничать.

— Один уже полюбовался, — напомнила ему Ирка. — И чем это кончилось?

— А чем это кончилось? — тут же переспросила Марфинька.

— Он умер.

— Как, и он умер?!

— Кто — он? — снова не поняла тетушка.

— Какая разница, Идочка! Ты видишь, что творится — буквально все умирают!

— Так это нормально, ма шер. — Тетя успокаивающе улыбнулась подруге, глядя поверх чашки с чаем. — Мы все умрем.

— Ах, я бы восхитилась твоим здравомыслием, но мне не импонирует сама идея…

Мадамы заспорили. Мы с Иркой перемигнулись и встали из-за стола:

— Большое спасибо за вкусное угощение, но нам пора.

— Куда? Туда, где все умирают? — Теперь тетя Ида встревожилась.

— Я присмотрю, чтобы они остались живы, — пообещал ей Архипов и, растопырив руки, погнал нас с Иркой в прихожую, как гусей. — Не задерживаемся, пошевеливаемся, раньше справимся с делами — скорее пойдем гулять!

Дождь закончился, а ветер — нет. Низко летящие облака с треском распарывались о шпиль Петропавловской крепости, до которой от тетиного дома рукой подать. В такую погоду лучшей прогулкой будет короткий марш-бросок до ближайшей уютной кофейни, где можно с большим удобством устроиться на широком, как русская печь, подоконнике, с чашкой горячего напитка. Прихлебывать крепкий кофе мелкими глотками, смотреть на улицу, где гнутся деревья и пешеходы, и радоваться, что