Шрифт:
Закладка:
Друг жениха, который только на свадьбе стал интеллигентом:
– Позвольце, я рассказу притцу… Шёл путник. Внутренний голос говорит ему: «Останавис, сейчас будзет тресщина…»
Он останавился и тресщина была.
Идзёт дальше… «Останавис, сейчас будзет камнепад!..»
Он останавился – абрушился камнепад…
Он пошёл…
В общем, выпьем за то, чтоб внутренний голос заткнулся – сил нет.
Фиктивными могут быть не только брак, но и любовь, и независимость, и самоопределение, и волеизъявление населения, и парламент, и благосостояние.
Семейное счастье
Он немец. Она русская.
Общаются по-английски.
На нём оба говорят плохо.
Поэтому не ругаются никогда.
Каждый долго думает перед тем, как высказаться.
Иногда кажется, что иметь много друзей – это компенсировать отсутствие личности или таланта.
В Одессе не помещается толпа в трамвай номер двадцать восемь.
Кондукторша кричит:
– Не волнуйтесь! Мы заедем за вами на обратном пути. Честное слово!
Такой у меня город.
Кого мы ненавидим
Список!!!
Мы ненавидим:
– богатых
– образованных
– предприимчивых
– успешных
– интеллигентных
– иностранных
– всех соседей
– чернозадых
– чёрных
– жёлтых
– косоглазых
– приезжих
– торговцев
– автомобилистов
– пешеходов
– политиков
– проституток
– начальников
– работящих
– всех сук отмороженных
– паскуд вонючих
– придурков и придурок
– пагубных мусоров поганых
– вертухаев, в душу употреблённых
– всех баб, что со всеми нами без разбору
– кассиров всех мастей и народностей
– таможенников на всех участках Государственной ордена боевого Красного Знамени границе вокруг, блин, нас
– интендантов-завхозов – кровопийц и ханыг
– ворюг
– очкариков на любой должности
– а также чересчур хитрых, чересчур умных наших, говорящих по-английски, по-французски, по-испански.
А вот тех, кто по-немецки, – уважаем, ибо побеждали не раз.
Уважаем говорящих и думающих матом.
Ненавидим употребляющих салфетку для рта и зада. Занудны.
А также всех тех, кто говорит «извините, только после вас, мадам» и прочих врагов.
В то же время нет лучше нашего интеллигента.
Ну, нет и всё!
Она оставила о себе впечатление, от которого не так просто было избавиться на условиях анонимности.
Он сбегает от жены.
Она – от мужа.
Уезжают.
Становятся вторыми мужем и женой.
Тайно бегают к прежним, как к любовникам.
Опять возвращаются.
Опять начинают с начала…
Бегают ко вторым…
Почему так происходит?
Никто не мог объяснить.
Я снова в Мариинке.
И мне говорят впереди сидящие:
– Мы сядем перед вами так, чтобы вам было видно. Я пониже, я сяду перед вами.
Я снова в Ленинграде!
Какие бы позы он ни принимал, он нёс чушь.
У нас в Торонто пробки добрые.
Это не Москва.
Вино – медленный болезненный процесс.
Водонька – выстрел.
В том, что он дружит со всеми, а живёт со мной, – ваше спасение.
У него то мысль неразборчива, то слова.
Наши либералы
Демократы и либералы в России вечно спорят.
В советское время они спорили с кем-то, сейчас спорят между собой.
Они не могут доказать свою правоту, так как спорят между собой.
И самый умный опровергает самого себя…
То, что они говорят, – верно, но не умеют хватать женщин за волосы, плевать в противника, бить стекла, захватывать помещения.
Обращаясь к толпе, они рассчитывают на умных людей.
В этом их главная ошибка…
И они опять спорят друг с другом.
Это наши либералы.
Они здесь проиграют.
Они и там проиграют.
У них хорошо получается критика существующего строя, так как они не хотят врать.
А вот объяснить, какой жизни они хотят, они не умеют по той же причине.
Не хотят обещать, т. е. врать.
Не хотят.
А не имея простоты и доходчивости, то есть вранья, они проигрывают, проигрывают…
И страна наша, непрерывно выделяя взяточников, негодяев и отравляясь ими, отделяется от дна, но не доходит до поверхности.
– Как посидели?
– Нормально. Только самого маленького нет. Сказал: «Я в магазин» – и вышел.
Хорошо, потом сообразили, что это балкон… Но… Да… Вот так…
Весна.
Дворник слёзы подметает.
Всё, что было на ней: мини-юбка и огромный синяк.
Ничего нет прочнее платонической любви.
В советское время не платили, а «вносили» деньги – за квартиру, за телефон, за путёвку.
Тому, кто в этом жил, так приятно сегодня «я заплатил», а не «внёс» деньги куда-то.
Я здесь нужен
Алкаш под будкой говорил:
– Мне нельзя в провинцию.
Я ещё очень нужен здесь.
Когда перестану быть нужен здесь, а буду нужен там – я поеду.
Здесь и так бардак, а без меня – развал.
Я культурный, воспитанный, пьющий человек.
Я ясно вижу своё место в этом городе.
Оно сейчас занято оборзевшей, отупевшей массовкой, купившей на базаре дипломы.
Идёт процесс жадного насыщения.
Часы не для времени.
Грудь не для младенцев.
Жильё не для отдыха.
И книги предсказателей вместо мыслителей.
Религиозность как одежда.
Подвиг как пиар.
Короче, я пока здесь нужен.
Это рухнет, Вася.
Ибо висит в воздухе, не имея опоры.
Если не рухнет – такое может быть!..
Я уеду пить в провинцию.
Там меня очень ждут.
Я-то знаю, что я здесь нужен.
Они все не знают.
Я имею вид проигравшего.
Да, Вася, хотя на зоне я их буду учить, и они меня запомнят.
Они думают, что я им рассказываю то, что было.
Нет! То, что будет!
Я-то знаю.
Этот воздух вреден только для лёгких, сердца, крови, а само тело не страдает.
Скелет, кости.
Стопа крепкая очень.
Всё отказывает, стопа держит.
Зубы рушатся, щёки стоят.
Зеленеют, но стоят.
Обнявшись, держаться легче.
Вдвоём, втроём.
Обнимешься и дышишь.
Только коленки дрожат.
Кислород весь снизу…
Нагнуться надо, чтоб вдохнуть.
Или лёжа.
Не на шестом этаже, конечно,
