– Как ты живёшь… Спросить… Спросить, как ты живёшь… Спросить… Хорошо… Я спросил.

– Я построил дом. Заходи… В Мукачевском переулке. Ты в университете работаешь… Ты можешь мне помочь… У меня сын поступает.

– Сын? Сын, сын, поступает… Сын… Я в университете работаю. Сын у него… Сын… Я в университете работаю… Хорошо… Хорошо… Хорошо… Хорошо…

– Чтобы его в армию не забрали…

– Куда?

– В армию.

– В армию, в армию… Я в университете работаю… Я в университете работаю… Вот, значит, где?.. В армию не забрали… Ладно… Ладно – хорошо. Ладно-ладно-хорошо. Ладно-ладно-хорошо… Тут важно, что я в университете работаю… Вот, значит, где… В армию… В армию… Зайти надо в армию… Сходить… Зайду пойду… Да завтра же… Или сегодня вечером… Да… Пойду…

Главное, дети мои, чтобы у вас не появилась мысль, что чем вы становитесь лучше, тем я становлюсь хуже.

После появления её на экране он сказал:

– Человек должен стариться дома.

Он пошёл.

Слышит шаги чьи-то.

Остановился – шаги прекратились.

Он двинулся, прислушался – шаги за ним.

– Да это же я! – закричал он. – Слава богу!

Нет! Ошибся.

За ним вначале шли.

Потом приехали.

У нас в стране лозунг «Сегодня мы живём лучше, чем завтра!»

А нарушить закон Ньютона можно только один раз.

Костюм

Девочки, помогайте мне.

Я не буду шить.

Я буду покупать готовое.

Я пять раз пробовал.

Пять раз замечательные кутюрье с помощью ниток и фантазии создавали из меня бригадира богатого колхоза семидесятых.

Крупного челночника девяностых.

Бухгалтера мафиозной бригады из Ростовской области в костюме с чужого плеча. Причём этот костюм был отобран им у порядочных людей…

Я себе не нравился всегда.

Но в этих костюмах никакая правда о моей натуре не мешала выявить глубоко скрытые пороки.

Кутюрье и их дамы со шпильками во рту были в восторге.

Я не помню случая, чтоб я смотрел на себя спереди, не будучи заколот булавками сзади.

Показывали сзади только на булавках спереди.

Кто должен был мне вставлять булавки в театре или в гостях?

А друзья говорили: «Михаил, ты должен любить себя, ты не хуже других».

Пока не попадалось зеркало.

Женщина, встретив зеркало, замолкает навсегда.

Я, встретив зеркало, начинал долгий разговор.

– Красота мужчины в другом, – говорил я зеркалу.

В чём в другом, и когда дойдёт до другого, и каким красивым я окажусь в другом зеркале?

Мне в одежде не только передвигаться, мне красоту телосложения хотелось бы как-то прикрыть или подчеркнуть.

Чем брать? Умом или костюмом?

Сорочкой, которая не только чтобы не гладилась, но и чтоб не пачкалась.

Мне чтоб галстук немнущивыщи был.

Мне к нему платочек из кармана торчащивыщи был.

И всё это не для себя же…

Мне чтоб остальным было со мной терпимо.

Не для себя же мы обстригаемся, одеваемся, в журналы глянцевые погружаемся до отражения лица в туфлях и часов в зрачках.

Я одежду не терплю, я на неё надеюсь.

Не оправдала надежд – всё.

Халат, тапочки, котлеты – и у окна.

Может, кто-нибудь покрасивей пройдёт?

Когда я прислушался к своим словам, оказался либерал, чёрт возьми!

Он говорил на языке, напоминающем английский.

Женщина – форма, которую мужчина наполняет содержанием.

Я в Лондоне. Неправда, что люди всюду одинаковые.

– Вы любите деньги!

– Да. Но не все.

Появились несвободные, но независимые.

И свободные, но зависимые.

Деятели искусства.

Любопытство – предвестник мышления.

Решение простить – это решение.

Это не чувство.

Это решение.

Принял решение – всё!

– Вы – женщина, эти цветы – для вас.

– Что я должна делать? Мне даже некуда сесть!

– Садитесь на цветы, вы – женщина!

Приобретать недвижимость в виде должности.

Граждане! У меня нет желания восстанавливать лицо по черепу, вычислять зад по лицу, сообразительность – по внешности.

Я даже не могу определить характер по поведению.

По человеку не могу предсказать ни будущее, ни даже его прошлое.

Только то, что вижу.

А об этом неохота говорить в такой день.

Такой концерт!

По пять пальто люди в гардеробе забывали.

Выскакивали в чём сидели!

Мужчина – это призвание.

Женщина – это профессия.

СССР

Тузлук

Село под Одессой.

Тузлук.

Солевые места.

Отсюда и название.

Воды нет.

Электричество есть.

Мужья пьют.

Бабка Ляна рассказывает о муже:

– Прыходыть пьяный и сцыть. Я його до хаты не пускаю. В комори ночуе. Грозыв зависыться. И зависывся. Мы глянули – висыть. Ще дышав. А мы дверь тихо прыкрыли. И сыдилы в кимнати, пока не помер. Галка своего сапкою порубала в огороди. Пьють. Скотыну рубають. Всё з дому продають. Знущаються. Я зараз одна. Тыхо. Чысто. За худобою хожу.

Индюки, утки, качки… Они сами куда-то ходят, возвращаются.

Даже больная, она встаёт и даёт им корм.

И в будни, и в праздники.

С шести часов.

Они жрут всегда.

Кабанчик-сволочь.

Только отвернёшься – морда в перьях – «вже курку зъив».

Ест, подлец, курей.

Тоже надо следить.

Дождя нет.

Пыль толстым слоем.

Воробей взлетает, как ракета, – куча пыли.

Тракторист косточки абрикосовые бросает в пыль, разбивает каблуком сапога.

Скажешь ему «здравствуйте», он бросит в пыль косточку, разобьёт, подберёт, разберёт, съест и ответит: «Здравствуйте».

Я поздоровался с министром.

И он тоже хорошо отнёсся ко мне, чуть не ответил.

У него так лицо дрогнуло – мол, и вам…

Но тут же застыло.

Надо будет у него что-то попросить.