— Ребята…

Звонок не дал ей договорить, поэтому она с облегчением сказала детям идти на свои места.

Оставалось пережить три урока.

В столовой к ней за стол подсел Виктор Иванович и вежливо спросил, нормально ли она себя чувствует.

— Нет, — честно призналась Соня.

Она разглядывала тарелку борща перед собой со смешанными эмоциями. С одной стороны, плохое самочувствие никуда не делось и ее по-прежнему мутило, а с другой стороны, сосущая пустота внутри требовала еды.

Виктор Иванович стал досаждать ей своим беспокойством, поэтому она безжалостно попросила его посидеть в тишине, которой в столовой во время большой перемены в принципе никоим образом не могло быть. Тот обиделся, но умолк.

Потом их отыскала Марина с неприятной новостью о том, что после уроков намечается совещание. Соня испуганно покачала головой.

— Предупреди о плохом самочувствии Щиткову, — сказала Марина, когда узнала, в чем дело.

— Не вздумайте, — подал голос Виктор Иванович. — Если появитесь перед ней, не отпустит. Просто идите домой, а мы с Мариной Сергеевной предупредим ее сами.

Соне тут же стало неловко из-за того, что ранее чересчур резко с ним разговаривала.

— Спасибо, — еле слышно сказала она, на что Виктор Иванович сдержанно улыбнулся.

— Может, сразу пойдешь, если совсем плохо? — сочувственно предложила Марина. — Сейчас окно у исторички. Тамара Алексеевна тебя подменит…

— Нет, дотерплю.

Соня дотерпела, но нисколько не гордилась тем, как провела последние уроки. Да, уважительная причина у нее имелась, но шла уже третья неделя учебного года, а она все еще не была довольна собственной работой. Только в вампира ей еще не хватало превращаться! С этими мыслями она выбегала со школьной территории — слишком поспешно для примерной учительницы.

Свои поиски Соня начала с переулка, где кормила кошек. Те встретили ее голодным мяуканьем, но у нее с собой ничего не было. Виновато потрепав рыжего кота и черную кошку по головам, она отправилась туда, куда ее вчера предположительно повел Тимур Андреевич.

На самом деле это было ближе, чем она помнила. Спустя пять минут она вышла к ряду деревянных двухэтажек, утопающих в желтоватой зелени. Между ними она плутала долго. Она чувствовала, что жил он где-то здесь, в одной из них, но все дома были одинаковыми: мрачно-темными и потрепанными временем. Некоторые из них даже не были жилыми.

Это что же, ей теперь надо обращаться в отделение милиции, куда Тимура Андреевича приводил Степа? Или, может, рискнуть и у местных прохожих поспрашивать?

Соня неловко стояла перед одним из крайних слева подъездов — только в этом расположении она и была уверена — а потом поймала за хвост удачу, увидев выходящего оттуда мальчишку лет десяти.

— Мальчик… Мальчик!

Тот огляделся, нахмурился и прижал мячик к груди, будто решил, что чем-то провинился и незнакомая тетенька решит его отобрать.

— Кто живет в квартире слева на первом этаже? — спросила Соня.

— А вам зачем?

— Боюсь ошибиться домом и хочу узнать, точно ли пришла к кому надо.

Мальчик замялся.

— Ну… Там Терехины живут.

Не то.

Соня разочарованно вздохнула.

— А вы кого ищете? — спросил мальчик.

— Тимура Андреевича. Такой… высокий мужчина. Очень высокий.

Мальчик удивленно приподнял брови и быстро оглянулся. Соня с надеждой подалась вперед. Неужели?..

— Он из десятого дома.

— Правда? Спасибо тебе большое! Ты очень помог.

Мальчик покивал и снова оглянулся:

— Он не любит гостей. И мама говорила, что у него нет родственников. Вы дочка?

— Нет. Я… — Соня замешкалась. — Я дальняя родственница. Очень дальняя.

— Понятно. Когда стучать будете, скажите погромче, что это вы. А то он не откроет, — мальчик оглянулся опять и почесал голову. — Он… это…

— Он что?

— Ну, злой типа. Людей не любит.

Соня могла себе это представить. Но ведь Тимур Андреевич сказал ей вчера запоминать адрес. И портфель наверняка заметил. Выходит, должен знать, что она придет.

Нужный дом оказался совсем рядом.

Соня с тревогой посмотрела на крайний подъезд с выкрашенной в зеленый цвет приоткрытой дверью, виднеющиеся за ней половые доски и ступеньки — все казалось уже не таким жутким, как прошлым вечером — сделала глубокий вдох и зашла внутрь.

Вопреки тому, что сказал ей мальчик, открыли ей сразу.

Тимур Андреевич был одет в темно-красный застиранный халат и в руке держал кружку с чем-то очень темным в полумраке коридора. Искренне надеясь, что не с кровью, Соня подавила в себе новый приступ тошноты.

— А ты быстро пришла, — одобрительно покачал головой Тимур Андреевич. — Хорошо, что тянуть не стала.

Он выглядел безобидно, но Соня с опаской следила за каждым его ленивым движением, словно вот-вот ожидала нападения.

Имело ли теперь значение то, что он говорил вчера? Она проигнорировала его сумасшедшую просьбу! Вдруг за ночь он хорошенько подумал и решил, что жизни она не достойна?

Тимур Андреевич зевнул, демонстрируя ровные человеческие зубы, развернулся и пошел в гостиной, на ходу бросая “заходи”.

— Я пришла за портфелем, — взволнованно произнесла Соня.

— Каким портфелем?

— Моим.

— А. Я не видел его.

И впрямь. Портфель лежал ровно там, где Соня его уронила. Как его можно было не заметить? Он же был прямо у порога в гостиную — споткнешься не глядя.

Соня тут же его подхватила и попятилась назад.

— И куда? — спросил Тимур Андреевич. — Не дури и проходи. Поговорить надо.

— Я не хочу с вами ни о чем говорить. После того, что вы сделали… Я… вообще пойду в милицию.

— Приходила бы уж сразу с ней, а не одна. Ты отважная или просто глупая?

Соня вцепилась в дверную ручку так сильно, что побелели пальцы.

Не отважная точно. Ведь она никого и не предупредила даже. Где ее потом искать будут?..

— И милиция, кстати, тут точно не поможет. Угадай, куда тебя пошлют оттуда, — сказал Тимур Андреевич.

— У меня друг — милиционер!

— И что теперь? Голову-то включи. Даже в больницу было бы разумнее пойти, а не в милицию. Только тебе ни в одно из этих мест нельзя, если не хочешь проблем.

Соня нерешительно поцарапала короткими ногтями гладкую кожу портфеля, быстро оглядывая знакомую и при свете дня еще более грязную гостиную.

— Ну, соображай быстрее, Софья, — нетерпеливо затопал ногой Тимур Андреевич. — Теперь не тебе бояться надо, а мне. Садись — чаем угощу. И сушками. От голода умираешь, наверное, но уж извини, больше нечего предложить.

Соня прикусила губу. На несколько долгих секунд она почувствовала сильное желание бросить все здесь и вернуться домой в Горький. Только не к маме, а к деду. Прибежать к нему, как в детстве, пожаловаться и поплакать.