Шрифт:
Закладка:
Но, наверное, дед не знал ничего о вампирах. А этот старик знал.
Все-таки глупая.
Соня отпустила ручку двери и прошла в гостиную.
А что ей еще делать?
Глава девятая, в которой нет покоя нечисти
Соня съела все сушки, который положил перед ней Тимур Андреевич, а к чаю притронулась, только когда в пакете остались одни крошки и он был уже холодным.
— Сейчас что-нибудь сытнее старайся есть, — сказал он. — Много сил нужно на то, чтобы превращение не было слишком неприятным. Я свое едва помню, потому что три дня без сознания провалялся.
Соня не чувствовала в себе достаточно смелости, чтобы задавать уточняющие вопросы, но по крайней мере, теперь не так сильно боялась Тимура Андреевича после того, как он сказал, что больше не сможет превратиться в то красноглазое и острозубое чудовище, которое она вчера видела.
Зато очень сильно она теперь боялась себя. Потому что он весело сообщил, что теперь таким чудовищем может стать она сама.
— Я не буду, — сказала Соня, с усилием проглатывая пережеванную сушку.
— Тогда не превращайся, — легко ответил Тимур Андреевич. — Делай что хочешь. Живи как хочешь. Но знай, что раз в месяц тебе нужна человеческая кровь. И лучше бы тебе озаботиться заранее о том, где ее раздобыть. Думается мне, ты не захочешь убивать невинных людей. Голод этот страшный. И не заметишь, как человека до капли выпьешь!
Соня прижала ладонь ко рту и сморгнула выступившие в уголках глаз слезы.
Да как же так…
— Ну и плакса! — цокнул языком Тимур Андреевич. — Не реви. Привыкнешь и сможешь жить нормально. Зато долго.
— Я не хочу, — прошептала Соня.
— И Биг Бен свой точно увидишь. Ты же хотела.
Соня готова была отказаться от мечты побывать в Англии, лишь бы время обернулось вспять и она не никогда не сказала те слова, которые перечеркнули всю ее оставшуюся жизнь. А еще лучше никогда бы не повела Степу гулять и вместо этого они отправились бы домой есть пирог!
— Не такой ценой!
— У бессмертия не может быть другой цены, — отрезал Тимур Андреевич.
— Заберите его обратно!
— Нет.
Соня уткнулась лбом в скрещенные руки.
— Бог дает короткую жизнь, — продолжил Тимур Андреевич, — но если осмеливаешься хотеть большего — будь готова примкнуть к злу, потому что всегда поступать по совести уже не получится.
— Я не верю в Бога.
— Дело твое. Значит, вини во всем случай. А повезло или не повезло — это сейчас тебе знать не дано. Поживи сначала и уму наберись. Пожалеть всегда успеешь. Я пожалел только через сто с лишним лет.
Соня приподняла голову, вглядываясь в лицо Тимура Андреевича, исчерченное морщинами, и волосы, черные и густые, но на висках седые.
— Сколько вам?
— Двести сорок восемь.
— Откуда вы знаете, что были бессмертны? Вы ведь все-таки постарели.
— Знал вампиров и постарше. А молодым всегда выглядеть можно, но нельзя и неудобно. Надо позволять себе стареть — меньше вопросов будет у людей.
Соне стало гадко и душно. Тошнота вернулась, а от сушек начал болеть живот. Она уперлась в него предплечьями и отвернулась к окну, сквозь которое едва ли можно было что-то разглядеть — настолько оно было заляпанным.
— Ты меняешься, — сказал Тимур Андреевич, заметив ее состояние. — Это скоро прекратится, но вместе с тем придут и слабости. Запоминай. Крест, солнце и голод. Крест и все, что он освятил, будут причинять ужасающую боль, потому что Богу вампиры неугодны. Не умрешь, но приятного мало. А солнце будет более жестоким. Сожжет заживо и, если не спрячешься или не защитишься, умирать будешь мучительной смертью. Носи красный цвет или звезду на теле, а лучше и то, и другое — солнцу такую магию не преодолеть. Голод убьет быстрее, но это надо очень постараться. Инстинкт погонит искать кровь, и никакая сила воли не поможет и не остановит. Голоду невозможно сопротивляться и лучше не дожидаться момента, когда он лишит тебя рассудка! Какая луна вчера была, в такую выпивай кровь. И все будет хорошо.
— Что… — пролепетала Соня, задыхаясь от возмущения. — Все, что вы рассказываете… отвратительно! Что тут хорошего?!
Тимур Андреевич не ответил, поднялся со стула и куда-то ушел. Вернулся он со стеклянной бутылкой без этикетки. Внутри колыхалась прозрачная и мутная жидкость, и Соня нахмурилась, предположив, что это самогон. Хотя все лучше, чем кровь.
— Человек ко всему привыкает.
— Но я не хочу привыкать!
Тимур Андреевич отпил немного из бутылки и нисколько не изменился в лице, словно в ней была вода.
— Есть людей не надо, — принялся объяснять он дальше. — Можно кусать и пить понемногу, но слюна твоя для них будет и ядом, и лекарством: они потеряют волю и сделают все, что пожелаешь, а их раны заживут очень быстро, поэтому никто не узнает, что с ними случилось. Даже они сами, если прикажешь забыть. Можешь упростить себе жизнь еще больше: сделать их своими слугами и заставить их приносить кровь для тебя. Таких обычно зовут пиявцами. От твоего яда и человеческой крови они тоже становятся вампирами. Вернуться к обычной жизни им потом сложно, да они и не захотят. Это может произойти, только если помрет их хозяин. Стратилат. Главный вампир. Высший. Его так прозвали потому, что он создает себе армию из пиявцев и… да что угодно он может делать с этой армией.
Волосы у Сони на затылке вздыбились от леденящего ужаса, а Тимур Андреевич причмокнул губами, смакуя ядреный вкус спиртного, и о чем-то задумался.
— Знавал я одного стратилата. Он недолго прожил. Целую кормушку себе устроил таким образом в лагере пионерском. Было очень удобно. Только детишек жалко.
— Это… — Соня обескураженно выдохнула. — Это чудовищно!
Тимур Андреевич хмыкнул.
— Я это к чему… Удобная у тебя работа, Софья.
Она сжала пальцами лоб и зажмурилась.
— Не говорите такие вещи! Я никогда — слышите? — никогда не трону детей. И вообще никого не трону!
Тимур Андреевич закивал головой и отпил еще самогонки, делая очень большой глоток. Соня снова отвела взгляд и сглотнула.
— До следующей луны думай, — сказал он. — Где-то кровь раздобыть придется.
— Не буду думать! Я просто… да я просто… сама себя убью! — выпалила Соня.
Это были слишком громкие слова для нее: она бы ни за что так не поступила с жизнью, данной ей матерью, и, скорее всего, страдала бы до последнего, но как выразить свое негодование иначе не знала.
Тимур Андреевич помрачнел и грузно зашевелился
