Шрифт:
Закладка:
— Залетела? — проворчала та.
— Ерунду не говорите, баб Валь!
— Это ты мне тут лапшу на уши не вешай и не огрызайся! Какая хорошая девчонка была, умненькая, послушная, взрослым не перечила. А как из гнезда выпорхнула — так и пустилась во все тяжкие! Вот Степан твой не знает, что ночами непонятно где шляешься, незнамо с кем шашни крутишь за его спиной и вот, пожалуйста! — пузатая вернулась!
Соня прикрыла глаза. Обидеться не получалось, но прояснить ситуацию и восстановить справедливость она была обязана.
— Ни с кем я не крутила шашни. И не беременна я. Это отравление обычное.
С этими словами ее снова качнуло к унитазу.
Тошнить уже было нечем, поэтому горло зашлось в очередном приступе болезненных спазмов.
— Рассказывай сказки! — гневно воскликнула баба Валя. — Я вот с плова твоего не отравилась что-то. Деду расскажу.
Соня вытерла холодный пот со лба.
Что бы ни случилось дальше, это точно не останется без внимания бабы Вали. А там и правда до деда может дойти… Только его приезда не хватало для полного счастья.
— Не тревожьте его, — попросила Соня.
— Это ты меня тревожить перестань!
Баба Валя не предложила ей никакой помощи и, недовольно шаркая тапками, ушла к себе.
Не то чтобы хоть кто-то мог здесь помочь… Но Соня вдруг почувствовала себя как никогда одинокой. Слез хватило только на несколько минут глухих рыданий, но долгожданного облегчения они не принесли.
До утра ей совсем не спалось, поэтому она просто лежала еще два часа на кровати и слушала сводящее с ума громкое тиканье часов, а на заре встала окончательно и, чтобы заглушить ужасные мысли о будущем, начала суетиться по дому.
Баба Валя тоже всегда просыпалась рано, и Соне даже не нужно было поворачиваться в ее сторону, чтобы ловить ее косые взгляды.
— У меня знакомая есть, — вдруг заявила баба Валя, откладывая газету, которую читала, пока Соня проверяла школьные тетради. — Чикнет быстро и без разговоров, никто и не узнает. Позор только в твоей непутевой голове останется.
От этого предложения Соне стало не по себе еще больше, чем от гложущей пустоты в животе. В нем совершенно точно никого не было, а если что и развивалось в ее теле, так это чудовище, которое “чикнуть” просто так было невозможно.
— Я не беременна, — сказала Соня.
Баба Валя почему-то считала, что ей лучше знать, но больше не донимала.
Подождав, пока она позавтракает, Соня пробралась на кухню и опустошила большую кастрюлю манки, которую сварила больше часа назад. Если она продолжит в том же духе, то разорится на еде… Ее учительская зарплата ее аппетиты не покроет.
Последнюю ложку Соня глотала уже с усилием, потому что вспомнила о том, как легко ночью оставила непереварившуюся еду в туалете. Возможно, эту кашу постигнет та же участь? Не хотелось бы.
В школу она собиралась долго, нерешительно перебирая свой не самый большой и богатый, но довольно приличный запас одежды.
Мама была большой мастерицей и всегда старалась одевать дочь по последней моде с того самого момента, как та переросла игры на траве и в грязи и стала аккуратнее обращаться с вещами. До отъезда Сони она сшила три элегантных наряда, которые, по ее мнению, прекрасно подходили образу молодой учительницы. Соня была с ней согласна, но надевала обновки всего раз — в первый день — уж больно праздничными и красивыми они ей казались. Хотелось пока поберечь. А если случится что? Испачкает сильно? Порвет случайно? Последнее вообще катастрофой будет, потому что без матери не сумеет починить… Сама Соня в рукоделии в мать не пошла и иглу в руках держала только по мелочам, но даже в таких случаях умудрялась все пальцы исколоть и пришить пуговицу криво и совсем не добротно. Что уж говорить про ее дружбу со швейной машинкой: на ее строчки, как говорится, без слез не взглянешь — школьная учительница технологии, пожалуй, была единственной, кто не хвалил Соню. С работой, требующей мелких и выверенных движений, у нее было совсем плохо.
Красный ремень в руках ощущался приятно, и даже пах хорошо, не раздражая нюх. Итальянскую кожу мама раздобыла у своей знакомой в начале семидесятых. Пошила той кричаще-красную сумку, а обрезки оставила себе, чтобы чуть позже умело сшить лоскуты и сделать необычный ремень. Соня получила его только перед отъездом вместе с юбками, жакетами и блузками. Мама сказала, что он везде хорошо впишется: деталь яркая — разбавит строгость учительских костюмов.
Вдобавок к ремню Соня повязала на шею бежево-коричневый платок с узорами из красных роз. Зеркала в полный рост у бабы Вали не было, но то, что находилось в ванной, показывало, что вроде бы все выглядело хорошо.
Заживший вчера палец казался очень странным сном, но ей все теперь таким казалось — не резаться же опять, чтобы посмотреть, что ей не померещилось! А вот выходить на солнце просто так и проверять, как оно на нее подействует, Соне точно не хотелось.
Почему красный?.. Это вопрос не давал ей покоя, и она с неудовольствием признавала, что, может быть, переборет себя и сходит к сумасшедшему старику еще раз.
Достаточно ли будет красного цвета? Звезд у Сони не было. Только пионерский значок, который лежал дома у мамы.
Символ коммунизма, оберегающий вампиров от ужасной смерти, тоже вызывал недоумение. Вся страна красные знаки отличия носила. Это что же?.. Среди них вампиры скрывались? Пионеры ежедневно носили на груди звезду! А в качестве магического знака разве пентаграмма не должна была защищать от злых сил? Как же так вышло, что звезда оказалась на стороне зла?..
Соня выходила из подъезда, воровато оглядываясь по сторонам, словно преступница какая-то. А ведь ничего дурного не сделала! Пока что.
Соня с опаской повернула голову на восток и подставила лицо утренним лучам поднимающегося солнца. Ничего не произошло, но она и не знала, чего ожидать.
Она вдохнула свежесть и прохладу осеннего воздуха и закрыла глаза. Завтрак спокойно улегся в животе, а чудовище присмирело и почти не давало о себе знать.
Что бы ни принес Соне новый день, она постарается сделать все возможное, чтобы не доставить никому проблем. Наверное, будет очень трудно, но разве был у нее другой выход? Сдаться и сбежать разве что?
Соня хоть и была трусливой, но не до такой же степени! Предавать свои мечты из-за коснувшейся ее несправедливости она точно не собиралась.
