Соня потерла лицо обеими ладонями.

Не будет она запоминать дорогу туда, куда больше никогда в жизни не вернется!

Руки уже не тряслись, поэтому пальцы смогли повернуть ключ, но слабость во всем теле была по-прежнему ужасающей: немного отклонившись при открытии двери, Соня чуть не повалилась на пол, лишь в последний момент успев мазнуть рукой по обшарпанной стене.

Не дождавшись ответа, Тимур Андреевич вышел в коридор и добавил:

— Не думай, что можно теперь так просто закрыть глаза на то, что случилось. Я буду ждать тебя здесь, Софья. Мы не договорили.

Соня хотела ответить, что не придет, но промолчала. Если это не страшный сон, то она все равно собиралась его забыть, как забывала всех чудовищ, которые прятались в темных углах и без следа пропадали, растворяясь в рассветных лучах.

Она обернулась.

Тимур Андреевич стоял сгорбившись и смотрел прямо на нее. Уголки его губ опустились, состаривая лицо, а густые брови скорбно изогнулись. Еще недавно зловеще поблескивающие красным голубые глаза потускнели в слабом болезненно-желтом свете лампочки.

Соня раздосадованно нахмурилась, ощутив нечто похожее на жалость. Нонсенс. Какую бы ерунду этот сумасшедший ни нес, ей была противна сама мысль о том, что можно испытывать сочувствие к его несбыточным мечтам, порожденным каким-то душевным недугом. И глаза, и зубы — это наверняка тоже какая-то жуткая болезнь. Все это выдумки. Вампиров нет. И Соня точно не стала монстром!

Больной человек похитил ее, заставил пить его кровь и попросил себя убить. Вот как все было.

Она с безжалостной злобой в упор посмотрела на угрюмого старика, оттолкнулась от стены и, покачиваясь, дернула за ручку входную дверь, которая, как ей думалось, наконец-то вела на свободу.

Вот только тревога остро и навязчиво колола в груди, подсказывая страшное: свободой за пределами этой жуткой квартиры теперь и не пахло.

На улице было очень темно: фонари не горели, дома и деревья освещал лишь тонкий полумесяц сквозь кустистые облака. Улица была незнакомой, и Соня выбрала направление наугад. Не так уж важно куда идти, главное, чтобы подальше отсюда.

Изо рта вырвался густой пар, пальто распахнулось от быстрого шага, но холода Соня совсем не чувствовала. Она наконец дышала полной грудью и не могла надышаться. Воздух был свежим, вкусным и опьяняющим. Он проникал в голову и остужал раскаленные и натянутые до предела нервы. Тошнота отступала. Сердце стучало ровнее.

Она пока не умирала.

Но и не просыпалась.

Глава восьмая, в которой хочется есть

Обычно она вставала затемно.

Так уж получилось, что Соня никогда не была соней, даже в детстве, и больше предпочитала бодрствовать и активничать. Так и спалось потом слаще, и успевалось все, и не было ощущения потерянного времени — долгий сон казался ей пустой его тратой. Если организму нужно семь часов, значит, надо спать семь часов и не более.

Соня всегда ложилась с удовольствием, засыпала быстро и просыпалась самостоятельно, потому что внутренние часы работали без перебоев и будили ее в одно и то же время.

Сегодня ее разбудила баба Валя.

— Вставай, — подергала она за плечо. — На работу опоздаешь.

Соня перевернулась на своей узкой скрипучей койке, и тело непроизвольно выгнулось под немыслимым углом. Мышцы во всем теле заныли, а веки еле удалось разлепить. Она и не помнила, когда ей в последний раз было настолько паршиво утром.

— Пришла невесть во сколько вчера… — заворчала баба Валя. — Подняла меня посреди ночи и топала, как слон? Не переоделась даже. Где шлялась?

Соня уткнулась лицом в подушку и застонала от боли в висках.

— Уж не в клуб ли ходила, а? — ахнула баба Валя. — И чумазая вся! Напоили, что ли?

— Что вы такое говорите… Не ходила я в клуб. И ничего не пила!

Соня резко распахнула глаза, и желание забраться под одеяло и нырнуть обратно в пучины сновидения вмиг улетучилось.

Пила!.. Пила чужую кровь!

Соня невольно сглотнула, чувствуя противный кислый привкус на языке и уверяя себя, что это нормально по утрам. Кровь на вкус совсем другая. А это… а это неприятное и как будто бы настоящее воспоминание о том, как ее тошнило.

Она не помнила, как и во сколько вернулась домой, но разве это повод поверить в то, что та чертовщина приключилась с ней на самом деле? Она просто утомилась. Так бывает, когда много дел.

Баба Валя продолжала бубнить себе под нос, пока перевешивала занавески в комнате, но Соня уже не слушала. Она незаметно выползла из кровати и ушла в ванную.

До работы оставалось не так много времени, поэтому пришлось торопливо, но очень тщательно намыливаться, чтобы смыть следы кошмара, которые Соня явственно ощущала всем телом.

Приснится же такое…

В ванной было жарко и запотело зеркало, так что мурашки по телу точно не были связаны с холодом.

Наверное, где-то в глубине души Соня уже понимала, что обманывает себя, хотя признавать это было тяжело. Ничего ей не приснилось. И уберечь себя отрицанием не получится. Хотя бы потому что она уже знала, что когда будет выходить из дома, не обнаружит портфеля на пуфике под полкой, где обычно лежали ключи. Да и ключей тоже не найдет, потому что они остались в портфеле, а тот она уронила на пол, когда испугалась зычного голоса вампира.

Она пообещала не возвращаться, но выбора сама себе не оставила.

В желудке было так пусто, что от голода заметно дрожали руки, когда Соня одевалась.

В холодильнике не нашлось никакой еды. Баба Валя ела как птичка, но остатки лапши она, похоже, доела вчера на ужин и на завтрак, потому что больше Соня ничего не наготовила да и в магазин сходить не успела. Она бы обязательно пристыдила себя, если бы не мучительный спазм в животе.

На скорую руку она сделала себе яичницу, использовав яиц в два раза больше обычного, и запила все чаем со вчерашней немного подсохшей булкой. Баба Валя отказалась, но смотрела на то, с каким аппетитом ест Соня, с подозрительным осуждением.

Спрашивать о запасных ключах она не стала, понадеявшись на то, что после школы без особых трудностей вернет свой портфель. Под трудностями Соня, конечно же, подразумевала поиск двухэтажки, в которую ее насильно вчера привели, и возможный разговор. Его она хотела избежать.

Зубы и страшные глаза. Окровавленная ладонь и металлический привкус. Дневник на шкафу и охотничий нож в ящике комода, которых она не видела, но о которых ей рассказали. И мрачный молодой