07 апреля 1979 года, суббота, 7.30, заброшенный барак на окраине города С.

Бизнесмен из Гамбурга Отто Мейер, он же специальный агент ЦРУ Джейсен Хансен, а ныне советский гражданин Фёдор Зацепин, проживающий согласно прописке в посёлке Комсомольский С-ой области, работающий снабженцем в мехколонне и приехавший, в соответствии с командировочным удостоверением, за запчастями, проснулся ровно в шесть часов тридцать минут. Он всегда заводил внутренний будильник, вставал рано, независимо от планов на день и делал специальную гимнастику. Планов сегодня никаких не было, как, впрочем, и завтра до начала шестого. В воскресенье, в семнадцать десять, он должен быть в каморке у дежурной по центральному складу кладовщицы Маргариты. С Маргаритой он выкурит дефицитные болгарские сигареты «Шипка» без фильтра, из новой пачки. Пачку с оставшимися сигаретами презентует кладовщице, дождётся звонка с телефона-автомата от Кривцова, с которым условным языком обсудит подробности встречи в понедельник в парке.

Задание, которое экстренной шифротелеграммой поступило лично от руководителя восточного сектора полковника Майкла Норрела, оказалось на удивление простым. Получив от московского резидента, военного атташе посольства США, контакт с резидентом в городе С., завербованным в Берлине в конце войны, Хансен по фальшивому, но очень качественно изготовленному паспорту вылетел в Киев. Откуда, уже по другому, столь же качественному, паспорту, вылетел в город С., где получил уже третий комплект документов, выход на нужных людей и ключи от надежной конспиративной квартиры. На квартиру он, естественно, не пошёл, ничего надёжного здесь быть не может, поселился, как делал неоднократно, в пустующем доме. По соседству с ним жила пара официально не существующих в СССР клошаров, которые за бутылку водки и батон колбасы согласились присматривать за окрестностями. Уже через пару дней Хансен мог уверенно подтвердить выброс прототипа биологического оружия в семнадцатом военном городке. Оставалось только достать образцы биоматериалов и доставить в штаб-квартиру ЦРУ в Западном Берлине. С этой целью он передал местному антисоветскому активисту, инженеру Кривцову, две пробирки со специальным консервирующим составом. Заполнить пробирки выделениями от больных сибирской язвой должна была завтра, во время дежурства, приятельница Кривцова, медсестра инфекционного отделения. В понедельник в парке Кривцов передаст ему пробирки, и можно считать задание выполненным. За Кривцовым, конечно, следят, но это обычное явление: слежка за диссидентами. Вряд ли местной контрразведке удалось на короткой встрече в кинотеатре опознать в «контакте» Кривцова человека, выходившего в Москве на резидента ЦРУ. Сыскная машина неповоротлива. Но расслабляться нельзя. На случай провала и попытки ареста у Хансена был приготовлен для русских сюрприз. Из новейших разработок лабораторий ЦРУ.

Сделав утреннюю гимнастику, специальный агент Джейсен Хансен съел бутерброд с колбасой, запил холодной водой из ближайшей колонки и вновь завалился на продавленный матрас. Правило номер один: есть возможность – отсыпайся. Курорт, а не задание.

07 апреля 1979 года, 11:30. В/ч 17052, кабинет командира части.

Ждали командира. Полковник Савельев в комнате спецсвязи лично принимал по факсу акт московской комиссии. Ожидание было мучительно-тягостным. Ничего хорошего в московском акте для собравшихся офицеров быть не могло. Настраивались на худшее. Наконец дверь распахнулась, вошёл Савельев, держа в руке свёрнутую трубочкой бумагу.

– Товарищи офицеры! – скомандовал старший по званию замполит Макеев.

Офицеры встали.

– Садитесь, – разрешил командир, сел сам, достал из ящика «Беломорканал». – Можете курить.

Несколько минут тишина нарушалась только шуршанием пачек, щёлканьем зажигалок и чирканьем спичек. Савельев разгладил факсимильные листы.

– Всё зачитывать не буду. – Он отложил в сторону три верхних, взял четвёртый лист. – Заключение и выводы.

Офицеры, кажется, перестали дышать. Пепел с дымящихся сигарет сыпался на полировку дубового стола.

– Причина аварии – технологические просчёты в конструкции биологических боксов.

– Собравшиеся дружно выдохнули. Командир обвёл офицеров мрачным взглядом:

– Проект приостановлен до особого распоряжения. Главный инженер проекта полковник Козлов отстранён от должности с понижением в звании и исключён из партии. Только что мне сообщили, что ночью он застрелился.

В кабинете вновь повисла тишина. Савельев пробежал глазами и отложил в сторону два листа.

– Здесь дисциплинарные наказания в «Биоресурсе», нас это не касается.

Взял следующий лист:

– Теперь про нас. Комиссия выявила ряд упущений и недоработок.

– Кто бы сомневался, – пробурчал майор Сазонов.

– Попрошу без комментариев, майор.

– Извините, товарищ полковник. Вырвалось.

Савельев помолчал, сделал несколько затяжек, продолжил.

– У меня строгий выговор по служебной линии, у подполковника Макеева строгий по партийной линии.

Массивное лицо Макеева налилось краской. Схватив бутылку «Нарзана», он сорвал крышку, выпил из горлышка.

– Как вы знаете, начальник лаборатории подполковник Ярошенко был отозван из очередного отпуска и временно отстранён от должности. Ему вынесено предупреждение о неполном служебном соответствии. Вчера я получил приказ о переводе Ярошенко в другую часть.

Собравшиеся посмотрели на исполняющего обязанности начальника лаборатории майора Белявского.

Снова пауза. Савельев перебрал оставшиеся листы:

– Начальник службы биологической защиты майор Гилёв – предупреждение о несоответствии. Начальник особого отдела майор Сазонов – предупреждение о несоответствии. Заместитель по тылу подполковник Иваницкий – строгий выговор.

Полковник отодвинул бумаги, достал новую папиросу.

– Я не разделяю мнение комиссии, но обязан поставить вас в известность. Проверяющие учли активное содействие майора Белявского в установлении причины аварии. Мне предложено представить командованию рапорт о назначении Белявского на место подполковника Ярошенко.

Высеченное из гранита лицо начальника особого отдела майора Сазонова, как обычно, ничего не выражало. Но направленный в сторону Белявского взгляд нельзя было назвать дружеским.

Глава 15. Белый танец

08.04.1979 года, воскресенье, второй час дня, станция скорой медицинской помощи, узел связи.

«Биолог» ждать себя не заставил, вышел на связь уже в субботу. Правда и повод был серьёзный: друзья поставили в эфир гордость Колиной коллекции, новый альбом «Джудас Прист», купленный на толчке за сумасшедшие деньги. Название Stained Glass переводится как «витражное стекло», но на самом деле это игра слов, объяснял Неодинокий, довольный своей ролью знатока. У английского stained есть второе значение – запачканный. «Запачканным» основатели хеви-метал назвали класс эксплуататоров – буржуазию.

Неведомым образом проникшая за «железный занавес» из классово чуждой Великобритании пластинка с абстрактной чёрно-красной картинкой на обложке была отобрана для предстоящего контакта в результате бурной дискуссии.

– Завтра утром встречаемся у Коли, – сказал Андрей после пятничного успеха. – Будем вместе музыку выбирать. Для расширения плацдарма и закрепления на позициях. – Добавил он тоном строевого офицера.

В субботу Колина квартира сотрясалась от различных направлений рока и тяжёлого металла: друзья крутили на «Электронике» виниловые диски, решая, что взять для эфира. Музыкальные предпочтения Николая и Оксаны оказались диаметрально противоположными. Девушка предлагала что-нибудь новое из отечественной эстрады: «Тренд», «Аракс» или «Лучшие годы».

– Неправильно только импорт крутить, – убеждала она. – Во-первых, непатриотично, во-вторых, у нас тоже есть современная музыка, и исполнители не хуже западных.

Николай горячился и настаивал на импортном «металле», уверяя, что, во-первых, наши такое играть не умеют, во-вторых, на советское Чернов не отзовётся, решит, что это «Комсомольский прожектор» или того хуже, подстава КГБ. Андрей в споре участия не принимал, слушал аргументы. В итоге скомандовал почти поссорившимся друзьям «брек», отложил Stained Class и ещё один диск, фирмы «Мелодия», с названием «Ансамбль Урия Хип».

– Вот эти возьмём, – посмотрел на поджавшую губы Оксану. – Коля прав, Чернов «западник», на отечественные не отзовётся, потеряет к нам интерес.

– А я что говорю! – торжествовал Неодинокий. – Stained Class само