Пока добирались, техники всё бурчали. У них, мол, и так забот полон рот из-за кометы. Уже вторую неделю носятся с приёмками работ. Нейрокомплекс все пробоины день в день починил, а им страдать теперь. Тут ещё он, Котомкин, со своим идиотским требованием. Ну, настолько открыто они, конечно, не высказывались.

Администрация так и не установила природу космического тела. В этом регионе космоса ни одна комета не регистрировалась. А тут огромная ледяная, ещё и аккурат по пути следования «Эгиды» прошла – считай, подрезала. Поползли слухи, что это Заслон с маршрутом напортачил, но серьёзно в такое никто не верил.

Наконец, вся команда подошла к люку, торчащему в потолке. Он вёл в шахту, соединяющую «бублик» и Стержень. Пристегнув ремни, они отперли люк, и подъёмный механизм потянул всех вверх по стыковочной шахте. Котомкин почувствовал, как по мере отдаления от кольца ослабевает искусственная гравитация. Ещё мгновение, и вот они уже парили в невесомости.

Сквозь прозрачные стенки шахты хорошо просматривались все три кольца-корпуса: «Эпиметей», «Диметей» и «Прометей». Это была по-настоящему большая станция – целый город, медленно дрейфующий в пустоте между Марсом и Юпитером.

– Отстегиваемся, – скомандовал Котомкин, когда похожий на конвейерную ленту механизм доставил их к нужной точке.

Кислород на «Эгиде» добывается посредством электролиза. Чтобы оглушительное гудение и вибрации установок не сводили с ума работников станции, огромное сооружение возвели подальше от населённых отсеков кольца. Люди крайне редко бывают в «стержневой» части станции. Кстати…

– Слышите что-нибудь? – встревоженно спросил Котомкин.

– Нет, ничего не слышим, – ответил нестройный хор голосов.

– Вот именно! Разломитель шуметь должен как высоковольтная башня!

С этими словами Котомкин достал ключ-карту особого допуска и первым влетел в аппаратное помещение. Мгновение он не понимал, на что смотрит. Затем едва заметный холодок пробежал по спине замглавы. К горлу подкатил комок, глаза заслезились, вдруг стало дурно.

Слизь. Буро-зелёная вязкая жижа покрывала каждую поверхность в комнате – заму она напомнила цитоплазму с картинки. Котомкин почувствовал слабость в ногах.

– Назад! – скомандовал он, но никто не ответил.

Тут Котомкин и увидел плавающих по помещению бессознательных техников. Болтая ватными ногами, словно пьяный, он смог оттолкнуться от стенки и полетел обратно к выходу. Руки уже не слушались, но у него всё-таки получилось вытолкнуть всех в шахту. Страховочный механизм не даст им разбиться. Вот только где Поминай?

Он снова влетел в аппаратную. Свернувшись калачиком, тело Поминайкина притаилось возле приборной панели. Котомкин легонько толкнул его в шахту, словно давал кому-то пас. В этот момент руки и ноги замглавы перестали слушаться.

Не в силах пошевелить и пальцем, Котомкин внимательно оглядел разломитель воды. Огромные цистерны сплошь покрывала тонкая плёнка слизи, исполосованная сетью трубочек. Котомкину они напомнили вздувшиеся капилляры на глазном яблоке, а ещё дельту Нила из старого атласа.

Все эти трубочки объединялись в единую толстую артерию-кишку. Неизвестное содержимое толчками доставлялось прямо к продолговатому органическому наслоению – нечто среднее между грибом лисичкой и выхлопной трубой. Инженерным краем сознания Котомкин изумлённо отметил, как по уму всё спроектировано, а затем провалился в небытие.

***

Первым, что увидел Котомкин стали фиолетовые пятна, отпечатавшиеся на сетчатке из-за люминесцентных ламп. Бредовые мысли вяло наслаивались одна на другую. Что-то про бегемотов, карантин, комету, слизь…

– Где я? – раздался чей-то лишённый красок заупокойный голос.

Судя по всему, это был сам Котомкин.

– Вы в медпункте, попали сюда из-за кислородного отравления. Друзья ваши тоже надышались, но не так сильно.

«Ну, хоть не умер никто из-за моей дурости»

Котомкин попытался встать. Не вышло. Что-то основательно фиксировало его на койке. Ремни, что ли? Впрочем, он бы и так не смог подняться. Тело будто свинцом налито. Голова казалась ватной.

В палату вошёл ещё человек. Зрение к Котомкину вернулось. Он увидел двух женщин – одна грузная в сестринском халате, вторая стройная и низкая во врачебном.

Женщина-доктор подошла к Котомкину. Изящный абрис лица и ясный взгляд сразу привлекли его внимание. Впрочем, сейчас она выглядела недовольной, даже сердитой.

– Высуньте язык, больной, – скомандовала она не терпящим препирательств тоном.

Котомкин повиновался.

– Лежите смирно, дышите… не дышите… дышите.

Котомкин не дышал, затем снова дышал.

– Послушайте… – начал он.

– Помолчите! – пресекла та и продолжила экзекуцию.

Котомкин терпел и потихоньку закипал. Он услышал, как женщина тихо бормочет:

– И почему только меня заставляют заниматься такими глупостями. Я вам не врач-терапевт, я учёный!

– Послушайте! Я и не прошу вас ничем заниматься! Отпустите меня! Мне срочно нужно доложить о ситуации администратору!

– Кому вы и что собрались докладывать в таком состоянии! Лучше успокойтесь, – предупредила не-врач-терапевт.

Но Котомкин не хотел успокаиваться и привычно гаркнул в ответ:

– Давай, развязывай меня, дура!

За несколько доведённых до автоматизма движений не-врач подготовила шприц с беловатой жижей. Опомнившийся Котомкин попытался выбросить ладони в примирительном жесте, но выглядело так, будто буйнопомешанный пытается вырваться из своих оков.

– Серёжа, уже очнулся! – в палату вошёл солидного вида пожилой мужчина, – Спасибо Верочка, что провела осмотр. Ты знаешь, у здешнего врача на все жалобы один ответ – космическая болезнь!

– Гедимин Гаврилович, как хорошо, что вы зашли! – Обрадовался Котомкин, – Быстрее, уберите от меня эту… !

На мгновение не-врач блеснула убийственным взглядом, но затем сказала:

– Конечно, Гедимин Гаврилович, но вы уж сильно не злоупотребляйте нашей дружбой, – после чего вышла из палаты.

– Ну-ну, Серёжа, не суетись. Давай лучше, расскажи, зачем вы туда сунулись.

Главный инженер «Эгиды», Гедимин Гаврилович Графф, всегда одевался с иголочки, был вежлив, обаятелен и в любом министерстве обязательно имел одно-два полезных знакомства. Настоящая инженерная элита – ещё с золотых дозаслоновских времён. Котомкин давно уже не был студентом, но всё равно каждый раз как-то по-мальчишески робел перед своим старым профессором.

– Да с чего б начать, Гедимин Гаврилович…

И Котомкин рассказал всё как было. Профессор слушал молча, никак не реагируя на рассказ. Когда замглавы закончил, тот задумчиво протянул:

– Ну, Котомка-а-а, дела.

Внезапно Котомкин снова стал сопливым студентом Заслоновской Инженерной Академии. Никто его так не звал, кроме профессора.

– Частично с ситуацией я уже был ознакомлен, переговорил с нашим молодым, Поваловым. Что за парень – настоящий инженер! Не чета тебе, конечно, ты-то у нас вообще гением был…

«Был да всплыл»

Вспомнилось