выдернул переговорную бусину из уха и чётко скомандовал:

– Заслон, задраить все люки и закрыть все стыковочные шахты, ведущие на Стержень!

Люки тут же закрылись.

– П-постойте! А как же люди! Там сейчас больше сотни человек! – истерически закричал один из инженеров-шестерок.

– На счету каждая секунда, – Котомкин поразился, как жёстко прозвучал собственный голос, – В Стержне находится термоядерный реактор. Как думаете, что будет, если огонь пройдёт через защитную оболочку?

На лице инженера проявился ужас осознания.

Несколько бесконечно долгих минут все наблюдали за тем, как один за другим молящие о пощаде голоса замолкали в страшном пожарище. Наконец, весь кислород выгорел и наступила зловещая тишина. Котомкин почувствовал, как к горлу подкатывает комок. В этот раз тошнота не была связана с недугом.

Всеобщую оглушающую тишину нарушил Гедимин Гаврилович Графф.

– Ваши преступные действия, господин администратор, повлекли за собой ужасную катастрофу, – слова были произнесены с торжественной суровостью. Голос, поза, обличающий строгий взгляд – всё выражало справедливый гнев и холодную уверенность. На секунду Котомкин решил, что профессор репетировал, но тут же отбросил нелепую мысль.

– Вы не имеете права мне такое говорить! – Борисов старался придать голосу властности, но вместо этого получилась скорее истерика.

– Теперь имею. На заре проектирования «Заслона 10» мы, инженеры Заслоновской Академии всеми правдами и неправдами протолкнули одно важное условие эксплуатации.

– Нет, вы не можете! Это же просто формальность, анекдот! Глупая приписка к никому не нужной декларации! – администратор чуть не перешёл на визг.

Графф сделал широкий шаг к столу администратора. Скандируя каждое слово, главный инженер ритмично хлопал по столу. От каждого удара ладони о хромированный стол администратор болезненно содрогался:

– В случае, если протоколы безопасности Заслона не справляются – нейрокомплекс следует считать скомпрометированным. С этого момента в силу вступит особый протокол безопасности №11. Для выхода из кризисной ситуации и решения поставленных задач я, Гедимин Графф, главный инженер станции, и подконтрольные мне инженеры получаем чрезвычайные полномочия.

Администратор вжался в кресло и в благоговейном ужасе наблюдал за Граффом. В этот момент Котомкин увидел на лице старого профессора злорадную улыбку. Перед ним будто стоял незнакомец.

Графф повернулся к ошеломлённым инженерам:

– А теперь, господа, давайте решим проблему по старинке!

В ответ раздалось лишь тяжёлое молчание.

***

– Таким образом, на данный момент способов борьбы с организмом у нас нет.

Котомкин завершил отчёт и взглянул на слушателей. За длинным столом находился избранный совет инженеров «Эгиды» во главе с Гедимином Граффом. Первым подал голос один из самых возрастных инженеров, академик Густилин:

– Обыкновенный слизевик производит электролиз воды? Для создания пожароопасной среды насыщает кислородом воздух и создаёт взрывчатку из подручных материалов? Абсурд!

– «Колокола» не просто взрывчатка, – спокойно ответил Котомкин, – Речь про сложную конструкцию, концентрирующую энергию взрыва в одной точке. Даже больше того. Каким-то образом организм знал куда нужно «выстрелить».

– Ещё больший абсурд! – отрицательно помотал головой инженер, – У вас есть доказательства, что причиной взрывов стал грибок?

Котомкин не знал, что возразить. На стержне произошло пять взрывов, после которых на среднем кольце – «Диметее», появилось пять независимых очагов заражения «грибком».

Следующим заговорил инженер-проектировщик по фамилии Сухов, до этого внимательно изучавший текстовую версию отчёта.

– Судя по этим данным, мы можем быть уверены, что пожар не повредил основные системы станции. Но что насчёт «Молнии»? Даже мельчайшее нарушение целостности шахты может привести к катастрофе.

– Пусковую шахту электромагнитного ускорителя масс я проверял с особой тщательностью. Горению подверглись только стены, дроны, мелкая электроника и сам Организм.

«А ещё люди…»

Инженер-проектировщик продолжил:

– Уверен, с помощью Заслона мы быстро вернём станции надлежащий вид.

– Исключено, – строго сказал Графф, – Заслон скомпрометирован.

Сухов помрачнел.

– Заслон исправно работал годами. Я уверен…

– А я уверен, что пользоваться не вызывающей доверия технологией попросту опасно и глупо! – Графф заметно повысил голос. Такого Котомкину ещё не приходилось слышать.

Сухов сжал кулаки:

– Мне кажется, кто-то в этой комнате не может трезво оценить ситуацию.

Повисла тишина. Все ждали, что произойдёт дальше, но Графф никак не отреагировал на выпад.

– Обсудим это позже, – только и сказал профессор. Затем, пригладив седую прядь, как ни в чём ни бывало обратился к Котомкину, – Прекрасный отчёт, Сергей Павлович, прекрасный! Не соглашусь с вами только по одному пункту. У нас есть способ борьбы с организмом. Прямо сейчас вы всё увидите своими глазами.

С этими словами в помещение ввезли тележку с изолирующей камерой. Вошедшая следом Вера выглядела подавленной.

– Будьте добры, Верочка, расскажите, что там, – с улыбкой сказал Графф.

Вера уставилась на камеру невидящим взглядом.

– Да… конечно. Гедимин Гаврилович предложил мне опробовать в борьбе с организмом инертные газы… ой, – Вера постоянно сбивалась, делала паузы, будто думала о чём-то совершенно другом, – Результат вы увидите прямо сейчас.

Графф умело подхватил повисшую паузу:

– Вера Александровна, конечно, мне льстит. Лишь изучив отчёты столь талантливого генетика, я смог прийти к выводу: слизь способна образовывать оптимальные

 связи с любой клеточной структурой и, таким образом, их поглощать.

Профессор снял покрытие с камеры. Как и ожидалось, внутри оказался Организм. Изолированный от основной биомассы, он практически не проявлял активности.

– Для простоты назовём получившуюся смесь «Убийца слизи».

Графф подключил к стеклянной коробке трубку с прозрачным газом. Через несколько минут инженерный совет взорвался аплодисментами. Организм был мёртв.

***

– Вера! – Котомкин догнал девушку в коридоре, – Что это значит? Какие ещё инертные газы? Какой гелий? Я ведь читал ваши отчёты, там ничто даже не намекает на такой…

– Я… я для вас Вера Александровна, – перебила Вера.

Котомкин хотел было продолжить разговор, но затем услышал, как та пробормотала:

– Столько людей… столько людей сгорели…

Он молча провожал её взглядом:

«Видимо, мне придётся расплачиваться за это решение до конца своей жизни»

Тут на Котомкина налетела целая стая инженеров, размахивающих планшетами. В лицо зама пихали чертежи и схемы. Он машинально указывал на недочёты в проектировании, просил перепроверить расчёты. С запретом Заслона на станции начался настоящий бардак.

Пожалуй, стоило бы обрадоваться. Ведь теперь «Эгида» спасена. Остаётся только синтезировать гелий в термоядерном реакторе и насытить им заражённые участки станции. Но отчего-то замглавы чувствовал себя обманутым.

Котомкин взглянул на часы. Так, сейчас он должен быть… А где он должен быть? Он обернулся к своему помощнику, этому маленькому Иуде