Шрифт:
Закладка:
Теперь и Ант заметил неладное. Он поворачивает назад и кричит:
– Давай, Джоэл, болван чертов! – и, добежав до своего друга, подталкивает его своим большим черным ботинком. Один раз. Второй. В третий раз это больше похоже на удар.
Джоэл по-прежнему не двигается.
Ясность поражает меня, как молния. Я бросаю свою сумку-мессенджер (Тим в это время разбирает сатанинское происхождение христианских ритуалов), и, хотя я намеревалась не спеша направиться к Джоэлу, у моих ног, похоже, другая идея. Такое случается со мной часто и обычно приводит к неприятностям.
Даже сейчас, когда я бегу по лужайке, я проклинаю себя, но не могу остановиться. Меня высмеют за это в общей комнате Sixth Form. Семь мучительных лет сохранять в тайне свою влюбленность – и теперь я собираюсь все испортить за три чертовы минуты до полуночи.
Ускоряюсь. Я почти на месте.
Неподвижность Джоэла заставляет меня затаить дыхание. Другие мальчики кружат возле него, перекликаясь. Ант хмурится, и когда я вхожу в круг, наши глаза встречаются. Я готовлюсь к насмешкам – он дразнил меня все школьные годы, – но вместо этого я замечаю панику.
– Что с ним такое? – спрашивает Ант.
– Он валяет дурака, – подает голос один из парней. Я не знаю, кто именно, потому что уже опускаюсь на колени рядом с Джоэлом, острые иголки травы протыкают мое вечернее платье и впиваются мне в голени.
– Нет, – возражаю я, – это не так, – мой громкий голос удивляет всех и меня в том числе. – Помолчи. Мне нужно послушать, уловить частоту его дыхания.
Хотя я не уверена, дышит ли он вообще.
ABC[5]. Азбука первой помощи мелькает у меня в голове, придавая мне уверенность. Меня готовили к этому.
Я наклоняюсь ближе к лицу Джоэла. Если он просто отключился, я должна почувствовать тепло его дыхания. Но – кроме сладкого запаха апельсинового сока – ничего.
A – дыхательные пути. Я наклоняю его подбородок, чувствуя под кончиками пальцев легкое покалывание от щетины. Я раздвигаю пальцами его губы, уже видя в нем не мальчика, которого люблю больше всего на свете, а лишь головоломку, которую нужно разгадать. Кажется, ничто не блокирует его горло. Он должен был бы дышать.
– Ант, нам нужно уложить его на спину.
Джоэл тяжелый. Мертвый груз. Но когда мы с Антом пытаемся его перевернуть, я чувствую прилив сил. Мгновение он лежит на боку, прежде чем плюхнуться на траву с мерзким шлепком. Парни вздрагивают.
– Осторожнее! – вопит толстый Мэтт. – Его ноги застрахованы на десять тысяч каждая.
Я не отвечаю. В голове крутится: его ноги ничего не стоят, если он мертв.
B – дыхание. Его грудь неподвижна. Ничто не движется. Время замедлилось, но мои мысли стали быстрее и яснее, чем когда-либо.
Я поднимаю взгляд.
– Один из вас должен сбегать к телефонной будке и набрать 999. Вызовите «Скорую помощь». Скажите им, что он не дышит. Скажите им, чтобы они приезжали побыстрее.
Пятеро парней стоят, разинув рты, как будто я говорю на иностранном языке.
– Пэдди, беги!
Он пожимает плечами и ковыряет землю, как будто не уверен, стоит ли повиноваться мне и рисковать тем, что его будут дразнить в течение следующего года.
– Я серьезно. Отправляйся немедленно, – чтобы показать, что я серьезно отношусь к делу, я возвращаюсь к работе, прижимая длинные худые руки Джоэла к бокам. – Беги! Ты, Мэтт, иди и встань у дороги. Попробуй остановить полицейскую машину.
К моему и своему удивлению, они подчиняются.
– Тим! – кричу я.
Он пробился вперед. Стягивая толстовку с Джоэла, чтобы обнажить его грудь, я жду, когда Тим опустится на колени рядом со мной, чтобы взять все на себя. На занятиях он всегда настойчиво стремился вмешаться.
Но, подняв глаза, вижу, что он просто смотрит на меня. У меня нет времени разбираться почему.
C означает… кровообращение.
Я что – собираюсь сделать это?!
Похоже, больше некому.
– Пусть все отойдут, – говорю я Анту, придвигаясь ближе к Джоэлу, мои колени касаются его рук.
Если и были какие-то сомнения в том, что Джоэл не такой, как все мы, то его грудь – тому доказательство. Она широкая, мускулистая, мужественная. В своих фантазиях я представляла, что нахожусь так близко к нему…
Его темно-золотистая кожа покрыта пленкой пота. Я пытаюсь найти правильное место между его ребрами: мои бледные руки похожи на руки маленькой девочки, а ногти обкусаны – это было напряженное Рождество дома.
Сомнение наполняет меня. Он не может умереть. В любой момент он может резко выпрямиться. Рассмеяться мне в лицо. Я навсегда останусь известной как идиотка, которая влюбилась в заводилу Джоэла.
Это может быть худшим решением, которое я когда-либо принимала. Но когда я смотрю вниз вдоль его туловища, я вижу темное пятно вокруг его паха. А потом чувствую резкий запах мочи и понимаю, что это не шутка.
– Пожалуйста, Ант, незачем на это смотреть. Убери их подальше.
– Эй, вы, отодвиньтесь! Дайте девушке немного места.
Я кладу правую руку поверх левой и давлю вниз. Нет. Слишком осторожно. Пластиковый тренировочный манекен всегда весело подпрыгивал вверх-вниз. Ребра и мышцы Джоэла, кажется, сопротивляются мне.
Я делаю это снова. Сильнее. В этом нет ничего веселого. Я должна быть яростной. В третий раз, кажется, получается. Вздохи зрителей затихают, и я делаю то, чему меня учили, настраиваюсь на свой собственный голос и считаю вслух.
Один, и два, и три, и четыре, и пять, и шесть, и…
Быстрый ритм детской песенки «Слониха Нелли» – это тот темп, в котором я должна давить на грудную клетку. Снова похоже на веселье. Шутники в училище обычно пытались найти самые неуместные мелодии с тем же ритмом.
Stayin’ Alive[6].
Я повторяю слова песни в своей голове, чтобы отвлечься от того, что я делаю, но они настолько некстати, что вызывают у меня отвращение. Мои руки слишком слабы для усилия, необходимого, чтобы разогнать кровь по атлетическому телу Джоэла. Это что, ребро прогнулось?! Он будет весь в синяках, когда очнется.
Если очнется.
Это не кино. Вряд ли кто-то выживает в реальной жизни. Я нажимаю сильнее, чтобы осознание того, насколько это безнадежно, не передалось моим рукам.
Есть какая-то другая песня?
Another One Bites the Dust.[7]
Но текст этой песни еще хуже. Слишком жестоко, слишком реально.
…четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать, семнадцать…
Я понимаю, что затаила дыхание. Однако сейчас оно мне необходимо – для него, а не для себя. Я пытаюсь вдохнуть как можно больше воздуха, чтобы отдать его Джоэлу. Пока я считаю, я составляю карту его лица, запоминая расстояние между ртом, носом и глазами. Где бы ни был Джоэл, здесь его точно нет.
…двадцать восемь, двадцать девять, тридцать…
Я откидываю его голову назад, гладкая кожа на шее натянута и все еще теплая. Я зажимаю ему нос так сильно, как меня учили зажимать виниловые ноздри манекена, чтобы остановить утечку драгоценного кислорода.
Опускаю голову. Прижимаю свои губы к его губам.
Совсем рядом (хотя с тем же успехом это могли быть мили) я слышу ликование, а затем залп. Где-то в Брайтоне взрывается фейерверк. Но вокруг Джоэла никто не разговаривает.
Наступил 2000 год.
Я чувствую вкус апельсинового сока и кошусь влево, вдоль тела Джоэла: я жду, когда его грудь поднимется, когда его легкие наполнятся моим дыханием.
И я молюсь – хотя мы с Тимом подробно обсуждали это и не уверены, что Бог может существовать, – чтобы этих примитивных манипуляций, которые я совершаю несмотря ни на что, было достаточно.
1 января 2000 года
2. Тим
Я не могу пошевелиться.
Я смотрю на Керри, стоящую на коленях на траве рядом с Джоэлом, и знаю, что она нуждается во мне, они оба нуждаются во мне, но я не могу пошевелиться.
Не паниковать! Проведи первичную оценку: опасность? Там ее нет. Реакция? Я реагирую, я дышу, я невредим. Но я, черт возьми, не могу пошевелиться.
Что со мной не так?
Не обморок, потому что если бы я потерял сознание,
