Шрифт:
Закладка:
VI. ВОЛЬТЕР В ГЕРМАНИИ: 1750–54 ГГ
Даже он был доволен своим приемом. Фредерик надел галльские манеры, чтобы поприветствовать его. «Он взял мою руку, чтобы поцеловать ее», — сообщал Вольтер Ришелье. «Я поцеловал ее и стал его рабом». Ему отвели элегантные апартаменты во дворце Сансуси, прямо над королевской свитой. В его распоряжение были предоставлены королевские лошади, кареты, кучера и кухня. Вокруг него суетилась дюжина слуг; сотня принцев, принцесс, вельмож, сама королева оказывали ему знаки внимания. Официально он был камергером короля с жалованьем в двадцать тысяч франков в год, но его главной обязанностью было исправлять французский язык в поэзии и речи Фредерика. На ужинах он уступал только королю. Один немецкий посетитель считал, что их беседы «в тысячу раз интереснее любой книги». «Никогда ни в одном месте в мире, — вспоминал позже Вольтер, — не было такой свободы в разговорах о суевериях человечества».
Он был в экстазе. Д'Аржанталю он писал (сентябрь 1750 года):
Я нашел порт после тридцати лет штормов. Я нахожу защиту короля, беседу философа, приятные качества любезного человека, объединенные в одном, который в течение шестнадцати лет желал утешить меня в моих несчастьях, обезопасить от моих врагов… Здесь я уверена в том, что моя судьба навсегда останется спокойной. Если в чем и можно быть уверенным, так это в характере короля Пруссии».
Он написал мадам Дени, прося ее приехать и жить с ним в его раю. Она благоразумно предпочла Париж и молодых галантов. Она предостерегла его от длительного пребывания в Берлине. Дружба с королем (писала она) всегда шаткая; он меняет свои мысли и фаворитов; нужно быть всегда начеку, чтобы не перечить королевскому настроению или воле. Рано или поздно Вольтер окажется не другом, а слугой и узником.
Глупый философ отправил письмо Фредерику, который, не желая терять свой приз, написал ему ответ (23 августа):
Я видел письмо, которое ваша племянница пишет вам из Парижа. Ее привязанность к вам вызывает мое уважение. Если бы я была мадам Дени, я бы думала так же, как она; но, будучи такой, какая я есть, я думаю иначе. Я должна быть в отчаянии от того, что являюсь причиной несчастья моего врага; как же я могу желать несчастья человеку, которого я уважаю, которого я люблю и который жертвует мне своей страной и всем, что дорого человечеству? Нет, мой дорогой Вольтер, если бы я мог предвидеть, что ваш отъезд сюда меньше всего на свете обернется вам во вред, я бы первым отговорил вас от этого. Я предпочел бы ваше счастье моему крайнему удовольствию обладать вами. Но вы — философ, я — тоже; что же может быть естественнее, проще, более соответствующим порядку вещей, чем то, что философы, живущие вместе, объединенные одними и теми же занятиями, одними и теми же вкусами, одним и тем же образом мыслей, должны доставлять друг другу такое удовольствие?…Я твердо убежден, что вы будете здесь очень счастливы; что вас будут считать отцом литературы и людей со вкусом; и что вы найдете во мне все утешения, которые человек ваших достоинств может ожидать от того, кто его уважает». Спокойной ночи.
Старшему философу потребовалось всего четыре месяца, чтобы разрушить свой рай. Вольтер был миллионером, но он не мог спокойно упустить возможность пополнить свой клад. Государственный банк Саксонии выпустил банкноты под названием Steuerscheine (доходные сертификаты), стоимость которых упала вдвое. В Дрезденском договоре Фридрих потребовал, чтобы все такие банкноты, купленные пруссаками, были выкуплены в срок по их номинальной стоимости в золоте. Некоторые хитрые пруссаки покупали Steuerscheine по низкой цене в Голландии, а затем полностью выкупали их в Пруссии. В мае 1748 года, в знак справедливости по отношению к Саксонии, Фридрих запретил такой ввоз. 23 ноября 1750 года Вольтер вызвал к себе в Потсдам еврейского банкира Авраама Хирша. По словам Хирша, Вольтер попросил его поехать в Дрезден и купить для него 18 430 экю Steuerscheine по цене тридцать пять процентов от их номинальной стоимости. Гирш утверждал, что предупредил Вольтера о невозможности законного ввоза этих банкнот в Пруссию; Вольтер (по словам Гирша) обещал ему защиту и дал ему обменные письма на Париж и Лейпциг. В обеспечение этих сумм Гирш оставил Вольтеру несколько бриллиантов, которые были оценены в 18 430 экю. После отъезда своего агента (2 декабря) Вольтер пожалел об этой договоренности, а Хирш, прибыв в Дрезден, решил отказаться от сделки; Вольтер прекратил выплаты по векселям, и банкир вернулся в Берлин. По словам Хирша, Вольтер пытался подкупить его, чтобы заставить молчать, купив бриллианты за три тысячи экю. Возник спор по поводу оценки; Вольтер бросился на Хирша и сбил его с ног; Не получив дальнейшего удовлетворения, он приказал арестовать Хирша и передал спор на публичный суд (30 декабря). Гирш разоблачил план Вольтера по покупке саксонских облигаций; Вольтер отрицал это, говоря, что послал Гирша в Дрезден покупать меха. Ему никто не поверил.
Фридрих, узнав о случившемся, отправил из Потсдама гневное письмо Вольтеру в Берлин (24 февраля 1751 года):
Я был рад принять вас в своем доме; я высоко ценил ваш гений, ваши таланты и приобретения; и у меня были основания думать, что человек вашего возраста, уставший от борьбы с авторами и подвергающий себя шторму, пришел сюда, чтобы укрыться, как в безопасной гавани.
Но, приехав, вы весьма необычным образом потребовали от
