Шрифт:
Закладка:
– Я лишь носил тебя до кустов и обратно. Нечего стыдиться. Тебе нужно поесть. У Мар раны заживают лучше, чем у простых смертных, но один раз швы открылись. К тому же не угадать, какую заразу может занести нечисть.
– Тогда развяжи мне руки, – приказываю я, демонстрируя своё неудобство.
Вначале врежу ему разок.
Вспоминаю о еде в руках Морока и решаю не переводить продукты.
Вначале поем, а потом врежу.
– Нет, – помешивая суп, спокойно отказывает Ирай.
– Что значит «нет»?!
– Видишь это? – Ирай указывает на синяк на лице, который при близком рассмотрении оказывается гораздо больше и доходит аж до скулы. – Это была твоя нога.
С немым вопросом я рассматриваю содеянное. Раздражение оттого, что он меня раздевал и как-то содействовал при других нуждах, немного остывает. Оказывается, что-то косторез уже получил.
– Ты брыкалась как молодой конь, пока я заботился о твоих ранах, и именно из-за этого твои швы один раз разошлись и мне пришлось всё переделывать.
– Я не буду тебя бить, – заверяю я, хотя не уверена, что не лгу.
В конце концов он ляпнет что-то ещё, а там и рука невольно может дёрнуться.
– Восхитительный ответ, Мара, благодарю, – язвительно подмечает Ирай. – Но уверяю, «извини» и «спасибо» здесь были бы вернее.
Я упрямо сжимаю губы. Это ребячество, но я зла на то, как он обманывал меня всё это время, прикидываясь обычным человеком.
– Первые пару дней я ещё и ноги тебе связывал, догадываясь, что ты даже с открывшейся раной сбежишь. Но потом просто добавлял успокаивающих трав в воду, – продолжает вываливать всю правду Ирай. Он с поразительным равнодушием рассказывает о том, что держал меня связанной и одурманенной, словно содержание пленников для него – повседневный досуг. – Но ради собственной безопасности я решил связывать тебе руки по самые локти. Зная твоё упрямство, узлы на запястьях ты бы даже зубами перегрызла.
Я уже попыталась.
Усмехаюсь, меня искренне веселит его вера в мой буйный нрав. Хотя он видел, с каким остервенением я погналась за Мороком на празднике, желая его убить, поэтому у костореза есть повод бояться, что я перережу ему глотку в ночи.
Я втягиваю аромат грибного супа и наклоняюсь чуть ближе к Ираю, чтобы рассмотреть еду. Косторез пользуется этим и прикладывает ладонь к моему лбу, от которой я моментально отстраняюсь.
– Лихорадки нет, всё нормально, – отвечает он на мой оскорблённый взгляд, хотя за ним я прячу неожиданно нахлынувшее смущение.
Я всё ещё не могу понять, рада я тому, что под маской Ирай, или лучше бы там был какой-нибудь мертвец. Меня разрывает между желаниями ещё раз врезать ему ногой в лицо и расслабиться, признавая, что даже немного скучала по косторезу.
Ирай протягивает мне ложку с супом. Я перевожу вопросительный взгляд с еды на лицо собеседника.
– Ты же не собираешься меня кормить?
– Собираюсь. И развязывать пока не стану. Я тебе не доверяю.
Я одариваю его вялой улыбкой. Он не доверяет мне, хотя сам Морок. Чудовище, от которого даже мои старшие сёстры говорят держаться подальше, и такой, как он, напал на мою семью, когда я была совсем маленькой.
Голод пересиливает моё упрямство, и я покорно ем. Больше мы не говорим, разделяя хоть и не напряжённую, но неловкую тишину. Я разглядываю костореза, ища подсказки. Что-то, что с самого начала могло дать мне намёк на то, кем он является.
«Я тебе не доверяю».
Что ж. Это взаимно.
– Ты носишь мой подарок.
Я начинаю кашлять, давясь едой, а кусок морковки выпадает изо рта. Я смыкаю губы и поднимаю взгляд к его глазам, чувствуя, как бульон течёт у меня по подбородку. Из-за связанных рук даже не могу вытереться.
Ирай прячет улыбку, достаёт платок и помогает. Это напоминает мне о временах, когда я не могла говорить, поэтому отстраняюсь подальше, как только он заканчивает. Ругаю себя за слабость и глупую влюблённость. Зачем я вообще приняла его ленту? А ведь не только приняла, ещё и в косу вплела. Бесполезно себя корить, Ирай всё равно уже видел.
– Резать по костям – твой досуг? – увожу тему немного в другое русло.
– Нет, это моя работа. Мороку подношений не делают, а сытно есть мне тоже хочется.
– Гаван знает?
– Конечно. Гаван тоже Морок, он мой наставник.
Я так резко поднимаюсь на ноги, что бок отзывается болью, а съеденная еда подскакивает в желудке. Мысль о том, что я не смогла разгадать одного Морока, меня пугает, мы действительно практически ничего не знаем о слугах Тени. Но то, что у Мар под носом находится второй Морок, выбивает почву из-под ног, переворачивая мой привычный мир с ног на голову.
Я общаюсь с Гаваном уже годы, Мары регулярно покупают у него оружие. И ни в одном, даже самом нелепом кошмаре никто из нас не решит, что Гаван – чудовище, от которого нас учат бежать.
Ирай вздрагивает от моего резкого движения и тут же встаёт следом. Он пытается ухватить меня за локоть, но я отступаю на пару шагов, спотыкаюсь и плечом приваливаюсь к одинокому дубу. Мне трудно дышать, и косторез предусмотрительно даёт мне время успокоиться самой.
– Он уже немолод и отошёл от дел.
– Немолод?! – сдавленно повторяю я.
Да я Гавану больше сорока бы не дала.
– Он предпочитает просто быть кузнецом. Маску Морока носит, только если в округе что-то появляется, – игнорируя мой ироничный взгляд, продолжает Ирай, держа почти пустую миску в руках. – Ты же знаешь. Он очень спокойный, ему интереснее мечи ковать или музыку играть.
Кажется, невольно у меня вырывается сдавленный смешок.
– На ложках, – едва ли не с ужасом припоминаю я. – Он Морок и любит играть на… ложках? – Мой голос поднимается на тон, когда я силюсь соединить в голове образ Гавана, днём играющего музыку, а по ночам разделывающего упырей и бесов на куски.
– Не обижай его. Ложки – отличный аккомпанемент остальным инструментам, – строго парирует Ирай, зачерпывает остатки супа, отправляет себе в рот и уходит к костру, бросая на меня укоризненный взгляд.
Он что сейчас… обиделся?
Ирай надевает подсохшую рубашку. Я ещё какое-то время стою, обдумывая и переваривая услышанное. Потом сажусь обратно на свою импровизированную постель, всё ещё пребывая в шоке. Косторез предлагает мне рыбу, но я отказываюсь. Закончив с едой, Морок вновь возвращается с маленьким пузырьком в руках.
– В последний раз, Мара, – обещает он, когда я пристально кошусь на напиток, догадываясь, что это опять
