Шрифт:
Закладка:
– Сейчас лето, – оправдываюсь я.
– Мы близко к горам и севернее. Хоть и лето, но не до такой степени жарко. Не выпьешь – оставлю тебя связанной ещё надолго. Будешь послушной – развяжу завтра утром.
Я недовольно ворчу, но если он развяжет меня, то, может, действительно уже завтра я смогу продолжить путь. Нужно как можно скорее отправить письмо Ясне, что я ещё не сдалась и в поиске княжны. При воспоминании об Алие я начинаю невольно переживать. Надеюсь, княжна не была в этих лесах, а сидит где-нибудь в тепле на постоялом дворе Серата, прячась от моего отца и своего жениха.
Выпиваю предложенное и покорно укладываюсь обратно на плед. Буду послушной, чтобы Ирай перестал быть таким бдительным. Косторез присаживается неподалёку, дожидаясь, пока я усну.
– Ты сказал, что ваше оружие особенное. Чем? – интересуюсь я после непродолжительного молчания.
– Оно может резать нити жизни вместе с плотью и костью, – повторяет он, будто такую информацию можно забыть.
Я поворачиваю голову, чтобы взглянуть в лицо собеседнику, а Морок вытаскивает из ножен на бедре длинный кинжал. Тёмное лезвие, по центру серебряные руны, но само лезвие не блестит, в отличие от стали. Это оружие скорее поглощает свет. Я шевелюсь, желая прикоснуться к клинку, но вспоминаю про связанные руки и просто внимательно рассматриваю его. Ирай намеренно вертит кинжал в руках, позволяя мне взглянуть со всех сторон. Рукоять достаточно простая, с чёрной оплёткой. Никаких украшений и в целом в оружии нет ничего примечательного, кроме странного лезвия.
– Ты его сделал? И почему он чёрный?
– Его сделал учитель Гавана. У меня ещё его же меч. Каждый Морок, если научится ковать, способен создать один такой меч и один кинжал. На большее не хватит, – отвечает Ирай, с любовью вглядываясь в лезвие.
– Чего не хватит?
– Теней.
Сонливость медленно растекается по телу, отвар начинает действовать, но я часто моргаю, желая всё разузнать.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Не только наши плащи состоят из сумрака. – Ирай прячет лезвие в ножны и поворачивается ко мне. – Но и в нас самих, в нашей крови есть часть Тени. Некоторые полагают, что резать нити жизни помогают руны на лезвиях, но это не совсем верно. Сталь мечей смешивается с нашей кровью и получает такой цвет и способность резать нити жизни. Однако это отнимает долю нашей мощи, поэтому если меч смешан с кровью его хозяина, то с таким оружием мы полноценнее. Сломаешь его – и лишишься части сил. Но мечи в любом случае приходят в негодность, поэтому те, что ещё в хорошем состоянии, передают по наследству, чтобы мы не лишились главного своего оружия. Подобная магия ограниченна, и мы стараемся пользоваться ею аккуратно. Гаван носит меч со своей кровью, у меня же оружие, переданное наставником самого Гавана. Когда-нибудь эта сталь сломается, и я сделаю для себя собственный меч.
– Каждый Морок умеет ковать?
Ирай выдавливает тихий смешок.
– Нет, далеко не каждый. Но хоть один живой Морок способен на это. Другие просто приходят к нему за помощью.
– Ты знаешь всех Мороков? Сколько вас? – Я уже едва бормочу, веки становятся тяжёлыми, а Ирай ничего не отвечает.
В тишине я размышляю, что стоило бы спросить, какая у Гавана маска, неужели это его я видела на празднике? Мысль о том, что именно знакомый мне добрый кузнец может быть причастен к смерти брата, отзывается звоном в ушах и болью в голове. Я всеми силами пытаюсь прогнать эту мысль. Но не успеваю спросить у Ирая про маску, проваливаясь в беспокойный сон.
Я сплю весь день, но вновь просыпаюсь на закате. Наша поляна окрашивается в оранжевые и алые цвета, а вода спокойной заводи становится темнее. Костёр всё ещё продолжает гореть. Я чувствую себя чуть лучше, головная боль отступила.
– Я тебя перевязал и зашил твою одежду, – сразу предупреждает Ирай.
Он сидит примерно в метре от меня, привалившись к стволу дуба, ноги вытянул для удобства. Косторез не смотрит в мою сторону, расслабленно поигрывая моим топориком: подбрасывает его и вновь ловит за рукоять. В его руках топор выглядит в разы меньше, чем в моей ладони, но я с облегчением выдыхаю, радуясь, что моё любимое оружие не потерялось.
– А ещё при первой встрече назвал портнихой меня, – скорее по привычке, чем с целью устроить перепалку, отвечаю я.
Уже не задаюсь вопросом, как много одежды он с меня успел снять, пока я спала. Несмотря на наши разногласия, я всё же не верю, что Ирай из тех, кто пользуется чужой беспомощностью.
– Не был уверен, что тебе безопасно даже иглу давать. Мне нравятся мои глаза, – не отстаёт Ирай, улыбаясь нашему разговору.
Потрескивание костра, вечернее щебетание птиц и практически отсутствие боли действуют на меня успокаивающе. Только связанные руки продолжают раздражать, когда я хочу почесать нос. От меня не укрывается, что и руки он мне развязывал, а потом снова затянул узлы. Наверняка заметил, что я пыталась перетереть верёвки о кору.
– Может, ты меня заодно и помыл?
– Нет, только обтёр от крови. Так что завтра помоешься сама.
Я аккуратно сажусь, сбрасывая тёплый плед, и подбираю под себя ноги.
– Ты рано проснулась. Ложись обратно, – расслабленно говорит Ирай, прекращая играть с оружием.
– Ты нашёл всё моё оружие?
– Короткий меч, этот топорик и кинжал, который ты хотела вогнать мне в шею. Думаю, я отыскал всё.
– Спасибо, – искренне благодарю я, а Ирай с изумлением глядит на меня. – Что?
– Это неожиданно, – усмехается он. – Я спас тебя от смерти, а в ответ ты пнула меня в лицо и натравила русалку. Но за то, что я не бросил твоё оружие, ты меня благодаришь.
– Это мой любимый топорик, – честно признаюсь я.
Косторез подносит оружие поближе к глазам, рассматривая старую, уже поцарапанную сталь и когда-то светлое дерево рукояти, местами потемневшее от пальцев из-за частого использования. Однако резьба на нём всё ещё чётко узнаваема, а царапины никак не портят гравировку.
– Гаван рассказал мне, что Мара купила мой первый топорик. Какое совпадение, что та Мара именно ты. Я сделал его давно, не лучшая моя работа, – критично осматривает творение Ирай. – Позже я сделаю для тебя другой.
Я сохраняю спокойное выражение лица, стараясь не сильно задумываться о том,
