Шрифт:
Закладка:
Что ж, теперь направление поисков было более или менее определено.
Виталий Викторович вызвал к себе оперуполномоченного Валентина Рожнова и младшего лейтенанта Кац и поставил им следующую задачу: опросить соседей Богданова (ближних и дальних) по поводу личности самого Федора Богданова. Как он прожил военные годы, как относился к детям, какие отношения у него складывались с женой.
— А что конкретно вы узнать-то хотите? — вполне резонно поинтересовался Рожнов, на что Щелкунов ответил:
— Хочу знать все, что касается Федора Богданова. Плохое и хорошее; привычки, взгляды на жизнь, желания, что для него важно, а что — нет; отношения с соседями, женщинами, если таковые имелись у него после смерти жены… Словом — все, после чего я мог бы составить о нем впечатление как о человеке, с которым знаком с детства…
Не давало покоя и дело Печорского. Тут было все наоборот: чем дальше он отходил от этого дела, тем чаще его одолевали сомнения относительно причастности к убийству мужа Нины Печорской. И о ней почему-то частенько думалось, и хотелось ей как-то помочь…
И вправду, было в этом деле что-то глубоко скрытое, о чем покуда не имелось ни малейшего предположения, чтобы начать действовать в нужном направлении. Несмотря на кажущуюся очевидность причастности Печорской к убийству мужа…
Единственное, что не вызывало сомнения у Щелкунова, так это факт убийства Модеста Печорского, — дельца и предпринимателя в настоящем, а в прошлом нэпмана немалой величины. Вопрос состоял в том, кто совершил это злодейство? Что это не дело рук громщиков[1] — было ясно с самого начала. Ведь в квартире Печорских все оставалось на своих местах: в комнатах ни намека на погром; ни выпотрошенных ящиков и платяных шкафов, ни валяющихся на полу пустых шкатулок, где до недавнего времени хранились драгоценности; ни раскрытых настежь сейфов с опустошенными полками. Выходило, что причиной преступления в престижном итээровском доме на улице Грузинской являлся не банальный мокрый гранд, то есть грабеж с убийством, а нечто иное, до чего докопаться было трудно даже при наличии богатого воображения. Этим иным вполне могла оказаться тайная любовь. Потому-то и пало на Нину Печорскую подозрение, что она — в деле. Почему бы и нет? Особа она привлекательная, молодая и вполне могла иметь пылкого возлюбленного, который в сговоре с ней или по собственной инициативе замочил ненавистного мужа своей тайной избранницы, задушив его первым, что попалось под руку, — бельевой веревкой. После совершившегося Нина наследует все состояние супруга. Теперь все, что ей надо для красивой жизни, у нее имеется. В том числе и немалый достаток. Любимый мужчина, готовый ради нее даже на самое гнусное преступление, — тоже имеется. А вот ненавистного мужа — более не существует. Живи да радуйся…
И все же что-то мешало Виталию Викторовичу думать таким образом. Это ускользающее «что-то» не мозолило глаза, однако человеку опытному углядеть его было все же можно.
Во-первых, жены, расправившиеся со своими мужьями, не ведут себя таким образом, как поступила Нина (прямо скажем, глуповато поступила). Если бы она действительно была бы виновна, то она оспаривала бы все подозрения, возникшие у майора Щелкунова и девицы-следователя в том, что это не самоповешение, а убийство. Нина же только признала, что предсмертная записка была написана рукой мужа. И то весьма и весьма неуверенно. Но ведь Нина не специалист-почерковед и вполне могла ошибиться. Возможно, что, как жена, она мало интересовалась документацией мужа и его коммерческими делами, поэтому и не обращала особого внимания на его почерк и подписи… И еще одно важное обстоятельство: молодая вдова точно была растеряна и выбита из колеи жуткой трагедией, случившейся в ее квартире. Произошедшее было для нее полной неожиданностью, что явствовало из ее не совсем обычного поведения. Она была явно не подготовлена к суровым обстоятельствам, выпавшим на ее долю. И про убийство мужа узнала только тогда, когда в районе одиннадцати часов вечера вернулась в свою квартиру.
Во-вторых, этот ночной побег из собственного дома. Вопреки укрепившимся подозрениям в ее причастности к убийству мужа — в чем следователь прокуратуры, который ведет дело Печорского, наверняка был уверен, — уход из дома подозреваемой отнюдь не убеждает и не подтверждает виновность Нины. Напротив, он доказывает, скорее, ее непричастность к случившемуся. Ну как такая хитрая, буквально до мелочей продумавшая преступление женщина, такая изворотливая, коварная дамочка, нашедшая в себе смелость убить собственного мужа и обставившая дело таким образом, что оно очень было похоже на рядовое самоубийство, да еще с предсмертной запиской, решилась сбежать из своей квартиры в такое неподходящее время? То есть скрыться от правосудия именно ночью, совершенно не подготовившись к побегу и ничего с собою не взяв? Ни вещей, ни денег, ни документов? Она разве не могла выбрать иного, более приемлемого для побега времени, более или менее подготовившись к нему? Ведь поначалу вдова совсем не попадала в число подозреваемых, и попыток задержания ее отнюдь не предпринималось. Таким образом, она вполне имела время собраться, продумать свои действия и исчезнуть так, будто ее в городе и не было никогда.
И как такая ловкая и умная женщина столь неосторожно и глупо умудрилась попасться милицейскому патрулю? И почему вела себя так неразумно: отвечала колкостью, не называла своего имени? Для чего? Для того чтобы ее отвели в отделение милиции для установления личности с последующим обстоятельным допросом? И зачем уже в отделении милиции, вместо того чтобы всеми способами постараться отвести от себя подозрения в причастности к чему-либо преступному, она называется чужим именем? Неужели она не понимала, что все ею сказанное не составляет особого труда перепроверить? В ее последующих действиях после ухода из дома милиционеров не имеется абсолютно никакой логики!
Женщина явно растеряна, потому что вокруг нее обрушился привычный ей мир. Она просто не представляла, как ей следовало жить дальше, отсюда все эти нелепости в ее поведении. Вот только как доказать непричастность Нины Печорской к убийству мужа? И нужно ли это ему, майору Щелкунову, когда дело ведет старший следователь прокуратуры Гриндель? С него, собственно, и весь спрос…
Тогда как поступить, если осудят невиновную? Сам-то он — майор милиции, начальник отдела по борьбе с бандитизмом и дезертирством городского управления милиции — как будет себя чувствовать, зная, что в тюрьму отправлен невинный человек, а настоящий
