Проверив все силки, не найдя в них ничего и установив новые в новых местах, мы остановились глубоко за полдень у большого каштанового дерева, растущего впритык к силовому полю – первое его явление нам в этом месте. Сев подле дерева, Дикая сказала мне сесть напротив, чтобы таким образом мы могли просматривать больше пространства.

– Обычно я обедаю на деревьях, но тащить тебя на дерево – себе дороже. Ещё сломаешь себе шею, и вправду получится, что я угробила одного новенького.

– Прекрати принижать мои достоинства. Ведь ты прекрасно знаешь, что я не из слабаков.

– Откуда же мне знать?

– Ты проницательный психолог, – я прищурилась. Она ничего не ответила, только продолжила вытаскивать пакеты из своего рюкзака. – Я отлично лазаю по деревьям. До того, как попасть в это место, я долгое время выживала в условиях тесного сотрудничества с природой.

– В этом твоя проблема: ты сотрудничаешь с природой. Подобный взгляд – фатальная ошибка всех канувших в небытие цивилизаций, которые всегда начинаются с одного человека. С природой не нужно сотрудничать. Ею нужно жить. Необходимо быть частью природы, а не её коллегой. Не ставь себя выше природы иначе однажды она поставит тебя на место. Рано или поздно все мы станем её частью, останемся лишь почвой, понимаешь? Мы не сотрудничаем с природой – она взращивает нас, чтобы после забрать себе и чтобы в периоде от взращивания до сбора мы успели понять одну простую суть: не мы цари природы – природа наша царица.

Дикая. С каждым днём я всё отчётливее видела, как сильно подходит этой личности столь неординарное прозвище.

– И что у тебя обычно в меню? – я взяла в руки одну консерву. – Рагу двадцатилетней давности.

– До падения Старого Мира люди умели упаковывать и консервировать продукты таким образом, чтобы они хранились не одно десятилетие. – Падение Старого Мира? Интересное выражение. Среди выживших после Первой Атаки я такого не слышала и сама подобного не употребляла.

– Эти консервы из тех запасов, что прибывают в Паддок вместе с новыми людьми?

– Справедливость в чистом виде: продукты из посылок достаются только охотнику, который не может на ходу организовать себе нормальный обед в Тёмном лесу. В конце концов, именно благодаря трудам охотника жители лагеря могут позволить себе здоровое трехразовое питание.

– В мои первые сутки в Паддоке Бум угощал меня сэндвичем. Сэндвич – явно нестандартная пища для Паддока.

– Презент от меня, – она бросила в мою сторону металлическую ложку, которую я ловко словила. – Знала, что тебе до ужина ничего не перепадёт, поэтому оставила Буму с приказанием передать.

Благородно. И даже великодушно. Но я решила не озвучивать этих выводов вслух.

Одновременно открыв свои консервы и взяв по куску хлеба, мы начали молча смаковать каждую ложку и каждый укус. Рагу оказалось вкусным, а хлеб мягким. И всё же готовка Вывода была и повкуснее, и посытнее. Получается, Тринидад нормально питается только во время ужина. Ещё одна жертва с её стороны в пользу обитателей Паддока.

– Ты многим жертвуешь ради людей, которых не знаешь, – вслух заметила я, при этом прищурившись с лёгким налётом то ли непонимания, то ли подозрительности.

– Пока и эту свою мысль ты не развила до пиковой точки, в которой что бы я ни делала, всё лишь ради одной цели – перерезать всем глотки, – давай я объясню тебе одну простую истину: я не монстр, а человеку нужен человек.

– Проясни последнее.

– Я многие недели провела в Паддоке в одиночестве до того, как здесь смог прижиться сначала Яр, а затем и остальные. Блуждать по Тёмному лесу зная, что тебя никто нигде не ждёт – это то ещё счастье, скажу я тебе.

– Но ведь до Яра были и другие люди.

– Все погибали в течение первых двух дней после своего попадания в Паддок. Восьмой, правда, смог продержаться вплоть до появления в Паддоке пятнадцатого, но был тем ещё типом, с которым особенно и разговаривать не возникало желания.

– По типу Змеееда?

– Не настолько брюзгливый и более грубый. За неделю до того, как он не смог выйти из Тёмного леса, мне пришлось врезать ему коленом в челюсть.

– Жалеешь?

– Нисколько.

– Так и думала.

– Он съел порцию одиннадцатого, посчитав, что сломавшему при неудачном приземлении ногу нет необходимости в питании, потому что он и так покойник.

– А кто в лагере одиннадцатый?

– Нет его. Он и вправду скоро загнулся. Там проблема была не только в переломе, а Нэцкэ и Дефакто не такие уж и отличные медики – обыкновенные самоучки. Так что не советую болеть в этом месте.

– Получается не всех людей из тех тридцати восьми забрал Тёмный лес? – спросила я и сразу же вспомнила о том, что во время экскурсии по лагерю Вывод единожды упомянул о людях, которые погибали из-за неудачных приземлений в бессознательных состояниях.

– Разные случаи бывали. Большинство пали жертвами леса, – сдвинув брови, Дикая взяла в руки мелкий камешек и бросила его в силовое поле. Врезавшись в прозрачную стену, камешек вызвал голубую искру и проворно отскочил в листву.

– Зачем? – повела бровью я, уже давно поняв, что Дикая не из тех, кто часто делает что-то не задавшись потаённой целью.

– Я когда-то читала об интересном эксперименте, – ещё одно воспоминание из её таинственного прошлого. Интересно. – Его суть заключалась в следующем: в аквариум с рыбкой поместили прозрачное стекло, разделившее пространство аквариума напополам. Спустя длительное время стекло убрали, но рыбка, привыкшая к размерам отведённого ей пространства, не стала заплывать на открывшуюся ей территорию – она доплывала ровно до того места, в котором прежде было установлено стекло, и, чтобы не врезаться в уже несуществующую преграду, разворачивалась, и плыла дальше. И так раз за разом, круг за кругом.

– Думаешь, над нами ставят какой-то антигуманный эксперимент? – я вскинула голову и посмотрела на верхнюю часть силового поля, которое заканчивалось достаточно высоко, чтобы человеческое зрение не могло видеть этой границы.

– Это не похоже на природное явление, – в прозрачную стену полетел очередной камушек, своим ударом вызвавший очередную голубую искру. – И было бы глупо однажды выяснить, что мы продолжали жить в клетке без прутьев.

Солнце начало клониться к западу, когда на пути к роднику, до которого ещё были многие километры, Тринидад вдруг привычно постучала меня по плечу своей стрелой. Резко остановившись, я посмотрела в том направлении, в которое она указывала вытянутой рукой со стрелой. Во рву под нами шевелилось что-то рябое, коричнево-серого оттенка. Сфокусировав зрение