Родить они должны на свет семью, которая стократ умножит энергию любви потока. Основа это нашей жизни – любви поток. О чём толока?

И всё дурное плавится в любви, как воск, попавший в кипяток. И всё хорошее оттуда вырастает. И мудрость, и отвага, и верности цветок.

И лютый зверь, и человек, и цвет душистый пышно расцветает. Что значит, жить на свете не любя? Как ты любить умеешь? Кто – тебя?

И на вопросы эти, как тут ты не крути, – всем предстоит ответ найти.

Науке этакой мудрено научиться, самим без помощи жрецов. Идёт она от наших праотцов. Конечно, можно, в принципе… и ты готов?!

Но сколько же готов ты наломать тут дров? Ты думаешь, что мало?! Ты глянь вокруг. Кого на свете только не бывало?!

Как много диких варварских людей, не ведающих, даже в подсознаньи, источник чистой и святой любви.

Ох, сколько ж их?!Заросших злобой, жадностью, тоской… Да как угодно это назови! И всё это течёт от них и дальше, течёт поганой мутною рекой…

А, в самом деле, – просто ! НЕТ ЛЮБВИ!

Смотри: тот только хапает и хапает себе. А, в сущности, как человек, зачах. Земля вампиров жизни неохотно носит на древних умудренных опытом плечах.

Хапуги. Всё им мало, всё ничему не рады… Всё потому, что в жизни их нет душеньки, Весёлой милой душеньки – отрады.

А есть ещё любовник – обезьяна. Всё ищет он супругу без изъяна, то эту пользует, то ту. Всё хочет, чтоб ему готовое на блюде принесли.

И ум, и лошадиное терпенье, и легкий тонкий стан и красоту,И мягкий лёгкий нрав, и страстную стервозность.

Частенько забывая: подходящая жена, по сути – мужа отраженье. Уж лучше сразу б в зеркало взглянул – и понял: какая сволота ему нужна!

И женщины не лучше! И чтоб богат был и умен. Чтоб был красавец стройный, сильный. И только ею чтобы был он поглощён.

И чтобы только на руках носил, из сил николь не выбивался. Капризы все сносил, и ею только любовался. И вкусно есть, и сладко спать не часто бы просил.

Так и живут. Не чувствуя и не любя. И не беря любви, и не давая. Как ненасытный вепрь. Всё – только для себя!

Всё роют и коверкают вокруг, как, дикой лошадью тащимый, дикий плуг. В конце концов, такие обязательно «нароют», не видя ничего хорошего вокруг, Уйдёт от них последний, тот самый, терпеливый друг.

И ничего отчётливо не понимая, молотят воздух. Нет счастья им. Хоть вой! На самом деле – просто нет любви. Только она даёт нам всем ликующий покой.

Любви поток в ответ от них не получая – коль будет слишком много их – нас скинет Матушка-Земля. Меня, тебя низвергнет, всех скинет нас, не разбирая. Имел ты жизнь? Почто жил не любя?!

Глава 3. Отцы и дети

Но это небольшое отступленье… Вернемся в храм, где скоро должен вознестись, на брачном ложе, Костер славянского совокупленья.

Жрецы, сойдя, за руки молодца схватили, промеж себя его поставив, Отринув в сторону его отца и мать, и те покорно отступили. Надежды на поддержку не оставив.

Все расступились перед шествием невесты. Затих, возникший было, шум, и усмирились жесты. Вот вывели её вперёд отец её и мать, обняв своё дитя за плечи.

И жрец, что справа был, не открывая лика, неторопливо, нараспев, без крика, повёл допросны речи.

– Отец, ты дочь, зачем сюда привел свою?

– Её я замуж здесь сегодня отдаю.

– А ты зачем пришла, та, что на свет её родила?

– Мне дочку жалко отдавать, что б я ни говорила, но, по закону предков, нежный стон к утру я жажду услыхать, вещающий: « Костёр любви зажжен!»

К юнцу свой взор оборотив, старик спросил жестоко: «Насколько любишь ты её? На сколь твой дух высоко?»

– Люблю, как любят воду, дождь, как запах хлеба, моря, крики чаек. И без неё, как и без них, я жизнь себе не представляю.

– По возрасту ты юн. Что скажет твой отец? Умеешь ли ты ставить дело, слово? Ведь жизнь – не шелк. Всё истирает, как песок подкову. Как выпьешь чашу испытаний, что жизнь готовит всем?А если – только горсть любви и три горсти страданий?

– По виду сын мой юн. Но жизнью он испытан. Мужей мудрее многих мой птенец. Да что там говорить? Ходил он к Меру. Там получил он мужества венец! – и сына горделиво, похлопал по плечу отец.

И жрец, что слева был, глаза поднять невесту попросил.И внятно отвечать, чтоб было всем на площади слыхать: « Давно его ты полюбила?»

– Мне кажется, что с детства моего, я глаз с него не отводила, – чуть слышно робко дева говорила.

– Ты добровольно и с охотой шла сюда?

И нежный ветерок разнес: «Да! Да!»

– Ну, что ж, закончим разговоры, дочь на руки возьми, отец. Конец пришел над нею вашей власти .Отдай её тому на руки, кто должен мужем ей сегодня стать. И кто уже, как кажется, почти сгорел от страсти.

Встал на колено Клён, чтоб груз бесценный от отца принять. Невеста, бледная, к его груди прижала всё мокрое лицо от слез. И спрятала свой покрасневший носик средь золота своих волос. Как камень он стоял, коленопреклоненный, с ней на руках. И белый лёгкий плат ей мать на голову её неспешно повязала. И обняла, и долго – долго дочку целовала, в солёных вся слезах.

Его волненье выдавал лишь взгляд да трепетных ресниц пушистый взмах. По животу его, и по спине его бежала дрожь. И сыпали на них горстями рожь. От нежности дар речи потерял. Как перышко её легко поднял, и, окруженный серыми тенями, шел быстро и покорно, пока в проёме черном не пропал.

Со скрипом повернувшись на петле, за ними грозно хлопнула входная рама. И с этого мгновенья до утра, никто не смеет потревожить двери храма.

У храма до утра, рассевшись на камнях, согретых за день солнцем, осталась взрослая родня, да несколько охочих взрослых пар. Всех остальных, весь молодняк зелёный, погнали до двора.

Негоже раньше времени в соблазн вводить детей и разжигать в телах любовный жар. Не вовремя раздутый в хилом теле он разрушает чувственность.И сушит мозг, но человек, что жизнь даёт потомкам, быть должен полноценный.

А слишком юный любодей хилеет изнутри и