ранга фужэнь («[императорский] министр-помощник») до ранга советников. Обою удалось очернить Суксаху перед императором. По обвинению в тяжких преступлениях Суксахе полагалась казнь, но ее милостиво заменили повешением.

В 1669 году наступил черед Обоя, который продолжал вести себя столь же вольно, как и в начале своего регентства. Сценарий расправы над Обоем был стандартным – с использованием обвинений, предусматривающих смертную казнь, но Канси неожиданно помиловал его, заменив казнь заключением. Принято считать, что милость была оказана из уважения к заслугам Обоя, который сражался за интересы дома Айсингьоро с начала тридцатых годов XVII века. В заключении Обой очень скоро умер, так что нельзя исключить и того, что императорское помилование было всего лишь красивым жестом, элементом заигрывания с маньчжурской знатью, которая считала себя обиженной вследствие прокитайской политики императора Шуньчжи. В 1713 году император Канси сделал еще один красивый жест, полностью реабилитировав Обоя. Впрочем, несмотря на реабилитацию, память об Обое осталась плохой, и современные романисты, а также сценаристы изображают Обоя злодеем-узурпатором, а не благородным героем, взвалившим на себя тяготы по управлению империей.

Действуя по принципу «если налил в котел масло, то разжигай огонь»[67], Канси избавился и от Эбилуна, который был приговорен к смертной казни, которую заменили конфискацией половины имущества и лишением титула гуна[68], который впоследствии был возвращен. В истории с регентами проявилась мудрость императора Канси – каждый получил то, что ему полагалось, но при этом учитывались былые заслуги. Эбилун не мог остаться безнаказанным, поскольку он содействовал Обою в узурпации власти, но он был марионеткой в руках Обоя и потому понес относительно легкое наказание. Надо учитывать и то, что маньчжурская знать видела в четырех регентах восстановителей справедливости, положивших конец господству евнухов-китайцев.

Приняв власть, Канси действовал как самостоятельный правитель, но… Но у него был наставник – князь Сонготу, дядя одной из императорских жен. Род Сонготу принадлежал к Желтому знамени, то есть – к наивысшей маньчжурской элите, он был на восемнадцать лет старше Канси и получил классическое китайское образование. Идеальный кандидат в высшие сановники государства, разве не так? Сонготу, занимавший должность главы Императорского секретариата, стоял за спиной императора до 1680 года, когда тот решил править самостоятельно. Отстранение Сонготу от власти прошло мирным путем – он перестал возглавлять Секретариат, но не утратил уважения императора, который время от времени давал ему важные поручения, например – отправлял для переговоров с русскими (Сонготу был в числе подписавших Нерчинский договор 1689 года, по которому впервые определилась граница между двумя империями).

Недаром же говорится, что достойные поступки ведут к хорошим последствиям, а недостойные – к плохим. Пока Сонготу не переходил границы дозволенного, он продолжал пользоваться почетом, а почему в 1703 году он утратил расположение императора, будет сказано ниже.

Императорский секретариат (Нэй-гэ), который возглавлял Сонготу, был традиционным ханьским органом, восстановленным в 1671 году. Совет обладал исполнительными функциями – проводил в жизнь решения императора и Совещательного совета. Несмотря на то что при дворе вновь стали господствовать маньчжуры, в совете они были представлены пополам с китайцами, что было очень мудрым решением. Канси активно привлекал китайских ученых мужей к управлению государством, обещая им различные блага. Тот, кому довелось споткнуться о камень, смотрит под ноги с особым вниманием[69], поэтому мудрецы не сразу откликнулись на призыв, но все же откликнулись, и со временем гонения, устроенные четырьмя регентами, были преданы забвению.

Крушение империи Мин не означало твердого установления власти династии Цин над всем Китаем, имелись в этом деле некоторые нюансы, разбираться с которыми пришлось императору Канси. Волею обстоятельств На Юге были созданы три вассальных княжества. Помните У Саньгуя, которого перехитрил Доргонь? В награду за службу маньчжурам (или же в утешение за несбывшиеся надежды стать регентом при минском императоре), ему были пожалованы Юньнань[70] и прилегавшие к ней области Гуйчжоу[71]. Гуандун и прилегающие области Гуанси[72] перешли во владение Шан Кэси, еще одного военачальника, воевавшего на стороне маньчжуров. Провинция Фуцзянь стала владением Гэн Чжунмина, обладавшего титулом князя – усмирителя Востока. Внуки Гэн Чжунмина Гэн Цзинчжун и Гэн Чжаочжун служили при дворе императора Шуньчжи и были женаты на женщинах из дома Айсингьоро, но это не помешало Гэн Цзинчжуну в 1674 году присоединиться к мятежу, поднятому У Саньгуем.

Обладая владетельным титулом вана, все трое были цинскими назначенцами-наместниками, что делало их положение двойственным. Сами они предпочитали считать себя ванами, а цинское правительство рассматривало их как чиновников, обязанных действовать в интересах империи, а не своих личных. Надо отметить, что наместничество в отдаленных окраинных землях никогда не было наградой в чистом виде. Таким образом правительство избавлялось от «головной боли» по охране рубежей и поддержанию порядка на окраинах. Но периодически избавление от малой «головной боли» оборачивалось большой – наместники, привыкшие править без оглядки на далекую столицу, восставали. И это происходило регулярно, при всех династиях, а если правительству не удавалось подавить какое-то восстание, то происходила смена династий. Ну а как было не восставать, если под рукой имелась большая армия и свой управленческий аппарат, да и казна, благодарение Небу, не пустует?

В 1667 году У Саньгуй обратился к императору Канси с просьбой об отставке, сославшись на плохое состояние здоровья. Даже последней глупой обезьяне[73] было ясно, что сразу же после сложения с себя чиновных полномочий У Саньгуй объявит себя независимым правителем-ваном, и этот акт уже не будет выглядеть как измена в глазах его сторонников (условности подобного рода всегда имели в Китае большое значение). Император не дал согласия на отставку, поскольку правительство не было готово к войне с У, а У покорно проглотил отказ, решив накопить больше сил. В 1673 году в отставку запросились все три вана – сначала подал прошение Шан Кэси, а за ним последовали У Саньгуй и Гэн Цзинчжун. Мнения высших сановников разделились – большинство выступало за отклонение прошений, а меньшинство считало, что на сей раз отказывать не следует, поскольку спокойствие в южных областях буквально висит на волоске. Канси поступил наилучшим образом – он принял отставку ванов, но приказал им переселиться в Маньчжурию вместе со своими воинами. Не надо думать, будто император спровоцировал восстание, вошедшее в историю под названием Восстания трех ванов-данников. Восстание произошло бы в любом случае, а при неизбежности мятежа правителю положено проявлять твердость. Как говорится, лучше решительно и не медля отсечь отмерший палец, нежели потерять руку. Император Канси был силен тем, что всегда старался выбирать наилучшие варианты из возможных.

У Саньгуй попытался было сделать своим «знаменем» восстановление правления династии