можно только гадать, но по тем сведениям, которыми мы располагаем, Цзиргалан был военачальником, но не правителем. В 1647 году Доргонь официально понизил Цзиргалана из регентов до помощника регента. Вторым регентом вместо Цзиргалана Доргонь сделал своего брата Додо, пятнадцатого сына Нурхаци. Додо, также известный как принц Юй, был предан Доргоню, находился под его влиянием и пользовался его доверием. Можно сказать, что Додо был тенью Доргоня. Додо умер от оспы в 1649 году, на тридцать седьмом году жизни, и Доргонь, как свидетельствуют современники, очень сильно переживал смерть брата.

В марте 1648 года Цзиргалан был взят под стражу и понижен в титулах с цин-вана до джун-вана (то есть из принца первого ранга стал принцем второго ранга). Причиной стало обвинение в посягательстве на императорские полномочия, хотя на самом деле на них посягал лишь Доргонь. Довести обвинение до государственной измены Доргонь не рискнул, потому что Цзиргалан пользовался определенным влиянием, речь шла о «неосторожности» и «неосмотрительности». Продержав Цзиргалана некоторое время в заключении, Доргонь отправил его сражаться с войсками Южной Мин – так назывался южный «осколок» минской империи, которым с 1644 по 1662 год правили представители той же династии Чжу[57]. В столичный Пекин Цзиргалан вернулся в 1650 году, незадолго до смерти Доргоня.

Могущество Доргоня опиралось на три столпа. Во-первых, он был регентом при малолетнем императоре, во-вторых, он был главнокомандующим всех цинских войск, а в-третьих, – непосредственным командиром пяти маньчжурских «знамен», которые, по сути, являлись его личной гвардией. Был еще и четвертый столп, условный, – в то время никто из дома Айсингьоро не мог составить Доргоню конкуренции, он являлся единственным в своем роде.

В начале 1644 года сложилась следующая ситуация. В Пекине находился предводитель восставших крестьян Ли Цзычен, провозгласивший основание империи Шунь. Войско у Ли Цзычена было большое, но плохо обученное – не войско, а ополчение, к тому же оно было измотано длительной войной с минскими отрядами. Доргонь готовился к походу на Пекин, но для этого нужно было перейти через Великую стену, которую охранял военачальник У Саньгуй, находившийся в крепости Шаньхайгуань. В распоряжении У Саньгуя была стодвадцатитысячная армия, состоявшая из закаленных в боях воинов. Эта армия росла с каждым днем, потому что к У Саньгую бежали остатки минских отрядов, разгромленных повстанцами. Кроме того, в ставке У было много минских сановников и крупных землевладельцев, которые пытались найти здесь защиту…

Во многих работах, посвященных истории династии Цин, можно встретить неверное, чересчур упрощенное, описание ситуации с У Саньгуем. Якобы У стоял перед выбором относительно того, с кем ему заключить союз – с Доргонем или Ли Цзыченом. Логичнее было бы предположить, что ханьский военачальник предпочтет ханьского императора «северным варварам», но вышло наоборот – в конечном итоге У Саньгуй открыл ворота в Великой стене перед маньчжурской армией. Решающую роль в его выборе сыграла политика Хунтайцзи по отношению к китайцам и монголам. У Саньгуй был уверен в том, что на службе у маньчжуров его ждет благо, а в Ли Цзычене имел основания сомневаться, поскольку тот весьма жестко расправлялся со всеми, кто служил династии Мин. Сегодня осыплет почестями и золотом, а завтра прикажет казнить – сколько раз уже так бывало! Сановники и феодалы тоже склоняли У к союзу с маньчжурами – лучше спокойно служить «варварам», сохранив титулы, должности и имущество, нежели лишиться всего, вместе с головой. Присутствовало и еще одно важное соображение – переход Китая под власть династии Цин приводил к установлению спокойствия на северных рубежах.

На самом деле все было не совсем так. Амбиции У Саньгуя простирались гораздо дальше службы у маньчжуров или новой династии Шунь. Он хотел добиться от Ли Цзычена выдачи одного из малолетних сыновей покойного императора Чунчжэня для того, чтобы усадить его на престол, а самому стать регентом. У Саньгуй выступил против Ли Цзычена еще до заключения союза с Доргонем – он разгромил двадцатитысячный отряд повстанцев, а когда стало ясно, что против Ли ему не выстоять, начал искать поддержки у маньчжуров, ради чего поклялся в верности императору Шуньчжи, совершил ритуальное жертвоприношение и обрил голову в традиционном маньчжурском стиле бянь-фа[58], который вскоре станет китайским стандартом и породит поговорку: «Тот, кто имеет голову, не имеет волос, тот кто имеет волосы, не имеет головы»[59]. Но при этом хитрый У Саньгуй держал за пазухой змею – он надеялся въехать в Пекин на плечах маньчжуров и утвердиться там. Но Доргонь не позволил этому случиться…

Получив от У Саньгуя предложение заключить союз, Доргонь сначала подумал, что ханьцы готовят ему ловушку, поскольку к Шаньхайгуаню приближалась армия повстанцев под командованием Ли Цзычена. Но У Саньгуй сумел убедить Доргоня в своей искренности. Армия Ли Цзычена к тому времени уже подошла к Великой стене. Ли не знал о сговоре У с Доргонем, он шел покарать строптивого военачальника… Кстати говоря, по поводу конфликта У и Ли существует одна недостоверная, но распространенная байка – якобы раздоры начались после того, как Ли положил глаз на любимую наложницу У, а тот отказался ее уступить… На самом деле борьба шла за власть, женщины тут были ни при чем.

27 мая 1644 года у Великой стены состоялось сражение. Доргонь со своей тяжелой кавалерией укрывался в тылу до тех пор, пока армия У Саньгуя не начала отступать под натиском противника. Когда же Ли Цзычэн решил, что победа у него в руках, в бой вступили маньчжурские «знамена», которые смяли и растоптали крестьянскую армию.

С остатками своего войска Ли Цзычэн стал отступать к Пекину, но ему было ясно, что столицу удержать не удастся. 3 июня, перед тем как оставить разграбленный дочиста Пекин, Ли Цзычэн повторно провозгласил себя императором (первая церемония провозглашения прошла в начале того же года в Сиане). Таким образом «император» надеялся укрепить свою власть в глазах подданных, но кончил он плохо – сгинул где-то на юге в следующем году.

А теперь начинается самое интересное… У Саньгуй сумел заполучить в свои руки наследника минского престола во время преследования Ли Цзычэна. У торопился в Пекин, чтобы «восстановить» власть династии Мин. Вперед были посланы гонцы с приказом организовать достойную встречу будущему императору, однако Доргонь приказал У обойти столицу стороной и преследовать повстанцев. Силы были неравны, и потому У пришлось подчиниться. 6 июня маньчжуры вошли в Пекин и укрепились в Запретном городе[60]. Жители столицы оказались в положении крестьян из известной притчи, которые готовились встречать сестрицу-лису, а увидели перед собой тигра.

За маньчжурским авангардом подтянулись другие «знамена», и вскоре весь