Шрифт:
Закладка:
Словом, только с ним одним Урод мог поговорить о таких вещах, которые не обсуждал больше ни с кем, даже с Рабашем и уж тем более с отцом. И потому еще до рассвета он поспешил на болота, чтобы сообщить о подслушанном разговоре родителей.
– Ты знал, что моя мать беременна? Почему ты не сказал мне об этом? Почему не предупредил? – вопросы так и сыпались градом из возмущенного мальчишки.
– И что бы это изменило? – порой в голосе Обсидиана явственно слышалась усмешка. – Ты пока что никак не можешь повлиять на события. Разве что быть готовым ко всему – потому что все еще только начинается.
– Что начинается? К чему мне нужно готовиться? – допытывался мальчик, но камень сказал только одно:
– Погоди – и скоро узнаешь. Всему свое время, и оно уже не за горами.
Такой ответ не устроил Урода, он убежал обиженным и несколько дней не появлялся на болотах. Впервые между ним и Обсидианом произошло что-то похожее на ссору. Смириться с этим было тяжело, поскольку мальчик считал, что правда на его стороне. Раньше дух камня всегда рассказывал ему даже о куда менее значительных вещах, так что такую важную новость дух, по мнению Урода, просто обязан был сообщить.
Но отчего-то этого не сделал…
Впрочем, обещанные Обсидианом события не заставили себя долго ждать. И ими оказался совсем не разговор с родителями, как предполагал Урод. Таяра по-прежнему ничего не сказала сыну о своем положении, только старалась поменьше и пореже общаться с ним и прятала глаза, когда он смотрел на нее. Арнар тем более не произнес ни слова и вскоре отправился вместе с войском на лодках и летающих островах в давно запланированный поход на клан Медведей.
После их отъезда на Геаре стало тише. В стойбище остались лишь дети, женщины, старики и с дюжину воинов для охраны. Урод с раннего детства не любил такие времена: в отсутствии отцов подростки чувствовали свою безнаказанность и всегда вели себя особенно развязно.
В ночь накануне дня, изменившего всю его жизнь, луна была огромной и ярко-красной, и Урод встревожился. От старой Майди он знал, что это дурная примета, предвещающая разные несчастья. Однако утро выдалось как по заказу – ясным солнечным и безоблачным, что было особенно приятно после не в меру затянувшихся дождей. Прихватив лук, который сам сделал при помощи своего чудесного ножа и которым тоже немало гордился, мальчик отправился охотиться на птиц. К вечеру, когда уже начало садиться солнце, он возвращался домой с богатой добычей и на тропинке, ведущей к стойбищу, столкнулся с двоюродным братом. Тот, как всегда, был не один, его сопровождали все те же два верных леопарда, Нарх и Орх.
– Чего лыбишься, Урод? – ухмыльнулся Джарк, загораживая дорогу. На его правой щеке и носу шерсть почти не росла, а кожа была бугристой и розовой. То был след от ожога, от той самой горящей головни, которую Урод несколько лет назад сунул в морду двоюродному братцу. – Или ты, дурачок, еще не знаешь, что твоя мать брюхата? Скоро у Арнара родится нормальный сын, и ты станешь никому не нужен. Тебя наконец-то отправят туда, где тебе самое место – на Остров изгоев.
– И ты там сдохнешь от голода и жажды, – добавил Нарх.
– Или тебя еще растерзают и сожрут другие уроды, – подхватил Орх.
– Они легко справятся с тобой, – добавил Джарк. – Ведь ты хилый и трусливый, как девчонка.
Урод уже готов был кинуться на него, но сдержал себя огромным усилием воли. Он отпустил рукоятку ножа, который инстинктивно сжал, едва завидев кузена, и резко со всей силы толкнул Джарка двумя руками в грудь, освобождая себе дорогу.
– Дай пройти.
Он хотел лишь отодвинуть двоюродного брата, но вышло даже лучше: тот поскользнулся на еще влажной после недавних дождей земле и с размаху шлепнулся на задницу.
Леопарды, сопровождавшие Джарка, заржали во весь голос. Нарх протянул Джарку руку, чтобы помочь подняться, но Джарк отпихнул ее. Не трудясь сдерживать усмешку, Урод двинулся было дальше к стойбищу, и это оказалось его ошибкой. Джарк проворнее, чем этого можно было ожидать, вскочил на ноги и набросился на него сзади.
Впрочем, врасплох не застал – Урод всегда был начеку, а если уж поблизости находился кузен, то тем более. Даже повернувшись спиной к противнику, мальчик заранее вынул нож из ножен и чутко прислушивался к тому, что творится у него за спиной.
Джарк, ослепленный яростью, высоко подпрыгнул, желая нанести костяным ножом удар сверху. Но он не рассчитал прыжок, и удар пришелся в сетку с добычей Урода. Нож Джарка застрял в несчастной птице, которой сегодня и так уже досталось, а сам Джарк опять растянулся на раскисшей тропе.
Урод опять мгновенно скинул свою поклажу на землю и, подскочив к Джарку, полоснул ему ножом по животу. Яркая кровь хлестнула из широкой раны, Джарк скорчился, зажимая рану обеими руками. А Урод перешагнул через брата и, спрятав нож за бедро и низко пригнувшись, медленно пошел в сторону леопардов.
– Эй, хватит, хватит! – Нарх поднял обе руки в примирительном жесте. – Это ваши дела! Нам ваши разборки ни к чему…
Урод выпрямился, сплюнул под ноги и, не обращая внимания на стонущего на земле Джарка, наклонился над сеткой с битой птицей. Он вытащил застрявший нож Джарка, осмотрел его со всех сторон, а потом резко метнул его в ближайшее дерево. Нож вошел в мягкую древесину почти на половину, и Урод одним ударом кулака переломил его пополам. Потом взвалил на плечи сетки с битой птицей и, уже не оглядываясь, отправился к стойбищу.
Вернувшись домой, Урод отдал матери свою добычу и, получив в ответ сдержанный кивок (хотя ожидал если не похвалы, то хотя бы радости), сел под деревом в стороне от последней хижины на окраине стойбища. Сгущались сумерки, в клане все было как обычно: горели костры, плакали маленькие дети, женщины готовили еду, пахло жареным мясом и рыбой. Точа вычищенный от крови Джарка нож, за которым всегда ухаживал очень заботливо, точно любящая мать за долгожданным младенцем, Урод поглядывал на темнеющее небо, слушал, как шумит в ветвях ветер, и старался думать только о погоде – будет сегодня ночью дождь или
