деревянными ставнями и террасами, увитыми виноградными лозами. Несколько человек сидели за столиками в тени, и ей захотелось тоже оказаться там, насладиться минутным одиночеством и обдумать все, что произошло. Скученная жизнь на яхте уже сказывалась на ней, и она радовалась тому, что экипаж получил столь необходимую передышку.

Когда все поверхности были протерты до блеска, скоропортящаяся еда поделена, моторы заглушены, а яхта закреплена, команда вместе с вещами высадилась на берег и тотчас была атакована стайкой мальчишек, звонко, по-птичьи галдевших:

– Дешевая таверна, дешевая таверна! Не проходите!

Улыбаясь им всем, она не знала, на ком из мальчуганов остановить выбор, чтобы не огорчить остальных.

Джереми сжалился над ней и пришел на помощь.

– Попридержите лошадок, – обратился он к мальчишкам, а затем повернулся к Шоне. – Сколько тебе посильно заплатить?

Поторговавшись минуту с жилистым черноглазым пацаном, он договорился о приемлемой цене за ночь.

– Ну вот, Шона, возможно, наутро тебе захочется переехать, – предупредил он. – Многого не жди, но места будет больше, чем в каюте.

– Что угодно больше, чем моя каюта, – усмехнулась она. – Спасибо, что помогли.

– Без проблем. Ты точно будешь в порядке? Может, пойдешь с нами?

– Нет. Я хочу остаться здесь и осмотреться. Я впервые в Греции.

– Тогда удачи. Увидимся через неделю.

Она закинула на плечо рюкзак и, не оглядываясь, отправилась вслед за мальчиком, наблюдавшим за ней, как лев за добычей, которая может ускользнуть. Но с каждым шагом на душе становилось тоскливее, ей хотелось назад, в привычный и безопасный мир «Святой Елены». Она сомневалась в том, что приключения в одиночку – это ее.

Комната над таверной Нико была маленькой, с крохотным балкончиком, выходящим на гавань. Бросив сумку на кровать, Шона распахнула выцветшие синие ставни, оперлась о кованую балюстраду и принялась разглядывать вид, чуть не в голос смеясь над парой пожилых мужчин, которые, яростно жестикулируя, спорили о чем-то, между тем как их потрепанная рыбацкая лодка подскакивала и проседала. Снизу, из таверны, доносились тихие, приглушенные разговоры и звон столовых приборов. Комната была скудно меблированная, но чистая, со смежной ванной на два соседних номера, которые в данный момент пустовали. Нико, хозяин, принес тарелку с фаршированными виноградными листьями, полбутылки рецины и бутылку воды. Он отлично говорил по-английски и, стоило Шоне открыть рот, тотчас обрушил на нее поток восторженных слов. В двадцать с небольшим он несколько лет работал в Дублине и отнесся к Шоне с таким участием, точно она была его давно потерянной дочерью. Его огромные усы топорщились от удовольствия, он позвал жену и дочь познакомиться с ирландской гостьей. Хотя Шона была в Дублине всего два раза, он решил, что она знает город как свои пять пальцев, и поинтересовался, по-прежнему ли Пэдди и Морин управляют пабом «О’Донохью» на Меррион-Роу и продается ли в пекарне на Томас-стрит его любимый содовый хлеб.

Оказаться на суше впервые за неделю было странно – Шону не покидало ощущение, что все вокруг зыбко и неустойчиво, но она была настроена исследовать окрестности. Нико сказал, что лучший пляж на острове всего в двух шагах. День обещал быть жарким, и она отправилась туда, прихватив купальник, полотенце и бутылку воды. По пути ей встретилось несколько туристических лавчонок – она купила английскую газету, соломенную шляпу с широкими полями и солнцезащитный крем с высокой степенью защиты для светлой кожи. Сидя на пляже, она большую часть времени наблюдала за людьми из-под полей шляпы, не чувствуя себя настолько одинокой, как можно было предположить. Этим она пошла в отца – ее всегда вполне устраивала собственная компания.

Улыбаясь шумно играющим в воде детям, она смотрела на бирюзово-голубое море. В одну сторону маленькая подковообразная бухта заканчивалась крутым скальным обрывом, переходящим в высокий утес, нависавший над пляжем. Теперь, предоставленная самой себе, она могла предаться раздумьям. В голове была полная неразбериха. Может быть, накануне она отреагировала слишком импульсивно? Деметриос остановился, как только она попросила, – отбиваться от него ей не пришлось.

Шона убрала газету в сумку и легла подремать на солнце. Мысли унесли ее далеко, в воображаемый пейзаж, где она смогла бы целовать Деметриоса с томным удовольствием, ни о чем не беспокоясь.

Когда она вернулась в гостиницу, Нико настоял на том, чтобы в семь часов она спустилась на ужин в таверну.

– Я оставлю для вас лучший столик.

Он смотрел на нее с сияющим видом, и она улыбалась, когда поднималась к себе по лестнице, изгибавшейся вдоль стены здания, и когда, встав под прохладный душ, смывала с кожи соль и песок и наслаждалась ощущением того, как вода стекает по волосам. После она вышла на балкон и принялась цедить стакан пива, наблюдая за туристами, которые сходили с экскурсионного катера. Судя по всему, они изрядно выпили, потому что были в приподнятом настроении. Двое, обнявшись, прислонились к причальной стенке и целовались взасос, совершенно не обращая внимания на окружающих. Такое полное отсутствие смущения вызвало в ней зависть – она помнила об удовольствии, которое ей доставили поцелуи Деметриоса.

В семь часов она надела единственное платье, которое привезла с собой, решив, что доброе отношение Нико того заслуживает, спустилась в таверну.

– Моя ирландская despoinída![10] Прошу, прошу.

Гарцуя перед ней, точно цирковой пони – радостно и с толикой величавой гордости, отчего она невольно улыбнулась, – хозяин обогнул обеденный зал и провел ее по маленькой лестнице на красивую террасу под перголой, утопающей в розовых и оранжевых соцветиях бугенвиллей, откуда открывался прекрасный вид на гавань. Здесь стояло три столика, отгороженных друг от друга оливковыми деревцами в больших кадках, и воздух был напоен ароматом розмарина, струившимся из балконных ящиков.

– Пожалуйста.

Нико пододвинул стул к накрытому на двоих столу, со свечой, уже горящей в изящной фарфоровой плошке. Благодарная за галантность, Шона опустилась на стул. Нико был очень мил, и все в целом было очень романтично, но она чувствовала себя немного глупо, сидя здесь совсем одна. Он суетился – принес меню, бокал рецины за счет заведения и смел со стола листик, залетевший с куста. Потом он умчался. Шона открыла меню, решив, когда он вернется, попросить пересадить ее в обеденный зал – здесь она совсем одна, а там кругом будут люди.

– Не возражаешь, если я присоединюсь?

Сердце отчаянно заколотилось, когда раздался этот низкий голос.

– Деметриос!

– Не возражаешь?

Вопрос звучал неуверенно. Ее вдруг охватила внезапная радость, и губы сами растянулись в улыбке. Разве он не видит ее сияющий взгляд, ее подрагивающие руки, сжимающие меню?

Не в силах ничего сказать,