спустился, но не могу: Джон хватает меня за горло.

– Знаешь, что мне остоебенило? – спрашивает он, а мне ни кивнуть, ни покачать головой. Выпучив глаза, я пытаюсь разжать его пальцы. – Достало, что Эйсе – все, а мне – хуй с маслом.

И как раз в этот момент открывается задняя дверь. Я с огромным облегчением распахиваю глаза, а Джон оборачивается.

На пороге стоит Кевин. Замерев, он таращится на нас. Я почти не знаю его, он в доме редкий гость, но все равно он застукал Джона, и тому придется меня отпустить.

– А ну съебал, на хуй, отсюда, – рычит на Кевина Джон.

Кевин присматривается к происходящему: Джон трется об меня, одной рукой лапает за бедро, другой душит. Я же смотрю на Кевина со страхом, мотаю головой, мол, не уходи. Но он не так меня понимает и смеется. Или же… он все сознает, просто ему плевать. Такой же мудак, как сам Джон, потому что вскидывает руки, говорит:

– Виноват, мужик, – и пятится наружу.

Какого черта?!

Джон выталкивает меня из кухни в гостиную. Пробую закричать, но ничего не выходит. Мне даже дышать трудно.

В гостиной темно и пусто, вырваться из хватки уже совсем нет надежды. Меня готова захлестнуть паника, я борюсь с ней из последних сил. Сейчас не время терять самообладание.

Джон бросает меня на диван, и я тут же принимаюсь хватать ртом воздух, кашляю. Наконец-то можно кричать… Едва я успеваю вздохнуть, как к шее прижимается что-то холодное и острое.

Боже!

Свободной рукой Джон раздвигает мне ноги, и я снова зажмуриваюсь. Еще никогда я так не боялась. С Эйсой бывает жутко, но жизни-то ничто не грозит.

Джон другой. Он сделает мне больно, лишь бы поквитаться с Эйсой.

Он просовывает руку мне в пах, и всю меня сковывает ужас. Ноги дрожат.

– Эйсе, значит, можно драть чужих телок?.. За ним пара должков, Слоун.

– Не надо, – задыхаясь, прошу я. – Пожалуйста.

Губами Джон касается моих губ.

– Скажи еще раз «пожалуйста», – шепчет он.

– Пожалуйста.

– Люблю, когда ты умоляешь. – Он жестко целует меня, и горло обжигает желчью. Джон грубо пропихивает мне в рот язык, и чем настойчивей я вырываюсь, тем крепче прижимает к моей шее нож.

Но, несмотря на страх и возню, я успеваю расслышать тихий щелчок затвора.

Джон замирает, и я, открыв глаза, вижу приставленный к его виску ствол.

– Отвали от нее, – говорит Картер.

Боже мой, спасибо тебе, Картер. Спасибо, спасибо, спасибо.

Джон медленно отпускает меня и упирается в спинку дивана.

– Ты еще об этом пожалеешь, – грозит он Картеру.

Картера в этот момент не узнать.

– Ошибаешься, – спокойно говорит он. – Я уже жалею, что не пристрелил тебя три секунды назад.

Джон сглатывает и выпрямляется. Картер держит его на прицеле. Потом наводит ствол ему в лоб.

– Проси у нее прощения.

– Прости, – тут же произносит Джон дрожащим голосом.

Я вылезаю из-под него и прячусь за Картером. Растираю саднящее горло.

Картер пятится, но ствол не опускает.

– Походу, – говорит он, – у нас обоих есть секреты, которых Эйсе лучше не знать. Ты не видел меня на кухне со Слоун, а я не видел, как ты пытался на нее залезть. Согласен?

Меня сделали заложницей, предметом сделки. Что думать об этом – пока что не знаю. Однако если Джон сольет меня и Картера Эйсе, то Картеру несдобровать. А этого мне хочется меньше всего.

Джон кивает.

– Я ничего не видел.

– Лады, мы друг друга поняли. – Стволом пистолета Картер тычет Джону в лоб, и тот упирается затылком в спинку дивана. – Но если еще раз тронешь Слоун, я даже к Эйсе не пойду, сам тебя кончу.

И не давая Джону опомниться, со всей силы бьет его в висок пистолетом. Обмякнув, Джон падает на подлокотник.

Картер хватает меня за лицо и осматривает, проверяет, не пострадала ли я.

– Ты цела? – спрашивает он.

Я киваю, и тут же из глаз начинают течь слезы. Картер обнимает меня, а я сотрясаюсь всем телом от всхлипов.

Он гладит меня по голове, шепчет на ухо:

– Слоун, мне очень неприятно просить, однако… сейчас тебе самое место рядом с Эйсой. Наверху безопасней. Иди к себе и до утра не высовывайся.

Я киваю, потому что он прав. Эйса порой сущий дьявол, но он никому в этом доме не даст навредить мне. К тому же он в отключке, как Джон.

Картер отводит меня к лестнице.

– Сотовый у тебя есть?

– Да.

– Позвони, если я сегодня еще понадоблюсь. А так – до утра, – говорит он, нежно гладя меня по щеке.

Я и забыла, что завтра мне на занятия. Завтра пара с Картером, и лучше думать только о том, что скоро я окажусь рядом с ним, вдали от этой грязи.

– Ладно. – Мой голос все еще дрожит.

Картер целует меня в лоб, а когда Джон начинает шевелиться, приходя в себя, кивком указывает на лестницу. Пора. Я поднимаюсь, потрясенная тем, как жизнь внутри дома отличается от того, что происходит вне его стен.

Обычно если на кого-то напали, об этом заявляют в полицию; тут с подобными делами разбираются в узком кругу. Пойманного на горячем не карают, а шантажируют, и я, вместо того чтобы пойти в полицию, иду к парню, который в десять раз опаснее того, кто меня чуть не изнасиловал.

Этот дом как тюрьма, и законы внешнего мира у нас не работают. Дом живет по своим понятиям.

Эйса – начальник этой тюрьмы. И все же вряд ли он понимает, что с появлением Картера его власти может прийти конец.

Надеюсь, он этого так и не поймет. Иначе нам всем несдобровать.

Глава двадцать первая

Эйса

Во рту пересохло, будто всю ночь полотенце обсасывал.

Переворачиваюсь на бок и тянусь к тумбочке, на которой Слоун всегда оставляет мне воду. Глаза не открываются, башка вот-вот лопнет, поэтому бутылку я ищу вслепую. Ага, вот она. Руки дрожат, и хочется вмазаться снова. На этот раз буду умнее, не стану предварительно нажираться вискарем, а то весь кайф себе обломаю, как сегодня.

Бутылку выпиваю махом, двумя большими глотками и, пустую, швыряю в сторону. Снова падаю на кровать.

Пить все еще хочется.

Потягиваюсь и случайно задеваю плечо Слоун. Смотрю на нее, а в башке туман, и глаза в кучу собрать не выходит. Слоун чуть шевелится во сне, но не просыпается. На часах половина пятого, значит, вставать и собираться на учебу ей через два