он ширяется, и тогда… всем достается.

Я разрываюсь: одна половина меня хочет ее утешить, другая – эгоистично дальше тянуть из нее сведения.

– Всем?

Слоун кивает.

– Мне, Джону, парням, которые пашут на Эйсу. – Она кивает в мою сторону. – И тебе.

В последних ее словах слышна капелька горечи. Прикусив нижнюю губу, Слоун отворачивается. Пальцами впивается в манжеты лонгслива и крепче обхватывает себя руками.

Больше она не плачет. Теперь она зла, но на кого: на меня или на Эйсу?

Я снова смотрю на доску с посланием:

Он разжал кулаки и выронил ее тревоги, не в силах удержать. Тогда она подобрала их и смахнула, как пыль. Теперь они в ее руках.

Заново перечитав эти слова и еще раз посмотрев на Слоун, я наконец все понимаю. Я ведь переживал за нее, думал, будто Эйса пудрит ей мозги и она не знает, что он за человек.

– Я ошибался на твой счет, – говорю ей.

Слоун оборачивается, поджав губы и озадаченно хмурясь.

– Я думал, что тебе нужна защита, – объясняю я. – И что ты наивная, не видишь, кто такой Эйса. А ты, оказывается, знаешь его как никто другой. Я думал, он тебя использует, а на деле… это ты используешь его.

– Использую его?

Я киваю.

Слоун прищуривается. Ее любопытство сменяется гневом.

– И я насчет тебя заблуждалась. Ты просто урод, как и все в этом доме.

Она уже хочет уйти, но я успеваю поймать ее за локоть. Слоун резко вдыхает, когда я рывком разворачиваю ее к себе.

– Я еще не закончил, – говорю.

Теперь Слоун взирает на меня пораженно, и я чуть ослабляю хватку, растираю ей руки большими пальцами в надежде немного унять ее гнев.

– Любишь его? – спрашиваю.

Слоун медленно вздыхает, молчит.

– Нет, – отвечаю сам за нее. – Не любишь. Может, когда-то и любила, но без доверия любовь не живет. А он тебе не доверяет.

Слоун по-прежнему молчит, ждет, когда я перейду к сути.

– Ты не любишь его и остаешься здесь не потому, что слабая и не можешь уйти, а потому что сильная. Ты миришься с этим дерьмом не ради себя. Ты стараешься для брата. Ты все делаешь ради других. Не всем хватает такого мужества и силы, Слоун. Это пример охеренного духа.

Приоткрыв рот, она тихонько вздыхает. Видимо, нечасто ей говорят комплименты. Печально.

– Мне жаль, что я наговорил тебе столько всякого в рестике. Ты вовсе не слабая. Не подстилка Эйсы. Ты…

По левой щеке у нее скатывается слезинка, и я ловлю ее большим пальцем. Не утираю. Напротив, мне бы хотелось сохранить ее, закупорить. Возможно, это первая слеза, которую Слоун пролила, услышав не оскорбление, а добрые слова.

– Я какая? – тихо, с надеждой в голосе спрашивает она. Смотрит на меня и очень ждет продолжения.

Я опускаю взгляд на ее губы, в груди все сжимается, стоит представить, как я их целую. Тяжело сглатываю и произношу наконец слова, которые так ей нужны:

– Ты одна из самых сильных людей, каких я встречал. Ты воплощаешь все, чего Эйса недостоин, и все, что нужно мне.

Мы стоим так близко друг к другу, что я ощущаю кожей ее тихий вздох, почти чувствую вкус ее губ. Запускаю руку ей в волосы, притягиваю ближе к себе, поцелуй неизбежен… но тут открывается задняя дверь. Мы отворачиваемся в разные стороны, делая вид, будто ничего не было и быть не могло, и когда Джон входит в кухню, я уже роюсь в холодильнике. Впрочем, во взгляде Джона я успел заметить подозрительность.

Твою мать.

Позади меня копается в шкафу Слоун.

– Пиво будешь? – спрашиваю Джона, протянув ему бутылку.

Он нарочито медленно приближается, смотрит на меня пристально и забирает пиво. Отвинчивая крышку, оборачивается к Слоун.

– Я вам помешал?

Я жду, что Слоун ответит первая, однако она молчит. Пауза затягивается. Я беру вторую бутылку и, закрыв холодильник, оборачиваюсь. Слоун стоит к нам спиной, наливает себе воды из-под крана.

Я мог бы включить дурачка, сделать вид, что Джону померещилось и ничего не было, но Джон не тупой. Он явно увидел, как мы стыдливо отворачивались друг от друга.

Джон меня не знает. Для него я просто еще один пацан. Если убедить его, что последствия мне по барабану, то он, скорее всего, проникнется уважением.

Перевожу взгляд на Джона и, проходя мимо, подмигиваю. Пусть понимает, как хочет.

Уверенным шагом покидаю дом, но, едва оказавшись снаружи, упираюсь рукой в стену и даю себе выдохнуть.

Все тело сковало, в голове шумит кровь, и я спешу отдышаться, словно наверстывая упущенное за время, проведенное наедине со Слоун. Она ведь не Картера там перед собой видела, а Люка. Это Люк обнимал ее и готовился поцеловать, напрочь забыв о том, для чего он здесь.

Ну и получи. Джон понял, чем мы там занимались, и теперь надо придумать, как выкрутиться, пока Эйса ничего не узнал.

Вот же я вляпался.

Глава двадцатая

Слоун

Я пью воду, а руки дрожат. Джон так и не ушел с кухни, стоит где-то у меня за спиной, но я не оборачиваюсь. Он, как Эйса, ни во что меня не ставит, и теперь у него преимущество: он застукал нас с Картером, спалил.

Поставив стакан, наконец оборачиваюсь. Джон стоит у холодильника и пялится на маркерную доску. Обводит написанные мною слова пальцем, потом стирает их.

– Че за херня, я не понял, – говорит он, обернувшись ко мне.

Бесит, как он ест меня глазами. Бесит, как он на меня смотрит, – словно на вещь, обладать которой ему не светит. Разве что теперь, когда он думает, будто Картер чуть не взял меня, я кажусь намного доступней.

Джон делает шаг мне навстречу, и сердце чуть не выпрыгивает из горла. Пульс стучит в венах на шее.

– Где Эйса? – спрашивает Джон, разглядывая мою грудь.

– В нашей спальне, – говорю. Пусть знает: Эйса еще в доме. О том, что он в отрубе и ближайшие несколько часов не очухается, молчу.

Забавно, как порой все устроено. Я боюсь Эйсу больше всех на свете, и он же единственный защищает меня от обитателей этого дома.

Джон запрокидывает голову, глядя в потолок.

– Спит?

Я качаю головой.

– Нет, – говорю. – Я спустилась принести ему попить.

По глазам вижу, что Джон мне не верит. Он знает, что я защищаюсь. Джон подошел совсем близко. Он изменился, смотрит на меня зло, с ненавистью. Хочется закричать, чтобы прибежал Картер, чтобы Эйса