Нас пытались уговаривать, обманывать. Нам угрожали.

Наконец, одна министерская дама, выйдя из себя, завопила:

– В стране хлеба нет, люди живут на сто пятьдесят рублей в месяц, а вам, гадам, валюты захотелось!

Мы твердо ответили:

– Да, захотелось.

В конце концов власти уступили. Контракт был подписан.

Хлеб-соль

За неделю до предстоящего события начались организованные посещения западными коллекционерами мастерских художников-участников. Заблаговременно в мастерские завозились казенные продукты и выпивка, призванные, с одной стороны, изображать благосостояние советских граждан-художников, с другой – традиционное русское гостеприимство – «хлеб-соль».

Прикинувшись официантами, работники госбезопасности прислуживали гостям.

Каждый день западные журналисты и представители телевидения с кинооператорами брали у нас интервью.

Накануне

За день до торгов в Хаммеровском центре были организованы коктейль и роскошный ужин при свечах. Приехавшие из-за рубежа богатые гости, среди которых попадались коронованные особы, разоделись в пух и прах.

Ухоженные дамы появились в вечерних нарядах и драгоценностях. Мужчины – во фраках и дорогих костюмах.

Приглашенные художники выглядели как бедные родственники в чешских брючатах и польских рубашонках.

Вокруг люди шептались и загадочно улыбались. В воздухе витали таинственные флюиды.

Подошел работник аукциона и сказал мне на ухо:

– Гриша, я не имею права этого говорить, но завтра твоя работа «Фундаментальный лексикон» будет продана за сумасшедшие деньги: у меня есть ставка на двадцать тысяч долларов.

Владелец аукциона, Таубмэн, поведал, что ничего подобного моим картинам он никогда не видел и что это, мол, иконы нашего столетия.

Со мной заговаривали загадочные представители – «апостолы» заморских знаменитостей.

Ряд людей, представившись, сообщили, что специально приехали в Москву купить мои произведения.

Очаровательная пожилая дама, сидящая рядом за столом, держала со мной пари на бутылку французского коньяка, что завтра «Лексикон» будет продан за сто тысяч долларов. Обстановка накалялась.

У меня было ощущение, что я попал в фильм по детективному роману Агаты Кристи, в котором мне предназначена роль преступника.

В белых перчатках

7 июля 1988 года – день аукциона.

Он проводился в огромном конференц-зале Хаммеровского центра. Десятки кино-, теле-и фотокамер снимали происходящее.

Присутствующие в зале русские зрители были удивлены стремительностью действия.

Покупатели наперебой предлагали свои ставки: те, кто сидел в зале, поднимали руки с номерами, отсутствующие звонили из-за границы по многочисленным телефонам, расставленным вокруг.

На электронном табло, отслеживающем ход торгов, одни цифры сменяли другие с необыкновенной быстротой.

Художники чувствовали себя спортсменами, вступившими в борьбу на открытой арене.

Аукцион блестяще проводил элегантный Симон де Пюри.

Работники Sotheby’s в белых перчатках с великой предосторожностью выносили на сцену еще недавно пылившиеся в тесных мастерских холсты неофициальных художников.

Кроме медведей и красных комиссаров

Аукцион имел небывалый успех.

Абсолютное большинство работ было продано за цены, намного превышающие стартовые.

Запад вдруг обнаружил, что в далекой, непонятной северной стране кроме медведей и красных комиссаров есть свободное оригинальное искусство, отличное как от современного европейского и американского, так и от профанного соцреализма.

И что оно, вслед за русским авангардом, может дополнить историю культуры западной цивилизации.

Неудача постигла не многих.

Зал взрывался аплодисментами каждый раз, когда ставки за картины известного придворного кремлевского художника, навязанного властями Sotheby’s, не достигали цен, указанных в каталоге.

Преступление

Мои шесть произведений были проданы за 503 800 фунтов стерлингов (930 тысяч долларов по тогдашнему курсу), соответственно в 7, 6, 3, 9, 14 и 17 раз превысив стартовые цены.

Картину «Памятники» приобрел крупнейший коллекционер современного искусства из Швейцарии. «Монументы» попали в другое швейцарское собрание. «Партнер» стал частью французской коллекции. «Алефбет № 5» купил господин из Лонг-Айленда, приобретший на этом же аукционе картины Родченко и Степановой. Диптих «Алефбет № 3, № 5» отправился в Канаду.

Самый большой успех имела картина «Фундаментальный лексикон», проданная за 242 тысячи фунтов стерлингов (416 тысяч долларов).

Сразу по окончании аукциона меня стали целовать и поздравлять родственники, некоторые друзья (их число сразу существенно поубавилось), а также знакомые и незнакомые иностранцы, прося автографы и интервью.

Чиновники Министерства культуры проходили мимо с каменными лицами, стараясь не смотреть в мою сторону.

Преступление было совершено.

Инкогнито

В разгар событий ко мне подошел один из устроителей и конфиденциально сообщил, что человек, который только что анонимно купил «Фундаментальный лексикон», хочет со мной встретиться.

Мы тотчас отправились в находящуюся тут же, в Хаммеровском центре, гостиницу и постучались в номер.

Нас встретила пожилая пара.

Господин назвал свое имя. Это был известный немецкий коллекционер из Баварии.

Он сказал, что вместе со своей спутницей впервые увидел картину на выставке в Кельне и приехал в Москву ее купить.

Впоследствии я узнал, что главным конкурентом «баварского инкогнито» был английский музыкант Элтон Джон.

На следующий день, увлекшись, он через Sotheby’s обратился к немецкому коллекционеру с предложением перекупить «Фундаментальный лексикон», увеличив цену, за которую картина накануне была продана.

Немец отказался от предложения.

Возьми на всякий случай

Я никогда в своей жизни не находил денег.

Поздно ночью, выходя после аукциона из Хаммеровского центра, по дороге домой мы с женой нашли пять рублей.

Алеся меня спросила:

– Подобрать или мы уже богатые?

Я ответил:

– Возьми на всякий случай.

И был прав. Я понимал, что советская власть что-нибудь изобретет, чтобы присвоить столь большую сумму денег.

На следующее утро я отвез в гостиницу в Хаммеровском центре проспоренную накануне бутылку французского коньяка.

Молодой человек приятной наружности

В тот же день художники организовали прогулку на пароходе по Москва-реке, пригласив иностранных гостей.

Ко мне подошел молодой человек приятной наружности.

Он сказал, что пытался купить на аукционе мою картину «Партнер» для своей коллекции, но сошел с дистанции, уступив другому покупателю. Он также сообщил, что сотрудничает с американским журналом Art Forum, пишет книги.

Позже писатель сочинил книгу о московском неофициальном искусстве. Живописуя красивые римские профили русских художников и благородных див с наружностью Греты Гарбо и сердцем Жанны Д’Арк, он не забыл и обо мне.

Я оказался карликом-уродом, «крошечным, шишковатым нервным человеком» (по журнальной версии – «крошечным шишковатым евреем». Слово «еврей», как политически некорректное в данном контексте, было впоследствии изъято, видимо, издателем).

Молодой человек приятной наружности, открыв миру глаза, поведал, что я всю свою жизнь был средней руки официальным художником, но, держа нос по ветру, в нужный момент, когда опасность миновала, переметнулся в другой лагерь.

Не имея ничего за душой, я