Шрифт:
Закладка:
Но, с другой стороны, Онджо наконец привыкла к своей работе и даже начала получать удовольствие от нее и гордиться собой. Во время суматохи из-за дела с украденной приставкой она даже подумывала закрыть магазинчик. Тогда Онджо казалось – он просто станет очередной неудачной попыткой, поэтому она настраивала себя на то, что не стоит особо горевать. Но, почувствовав вкус победы после успешного выполнения поручения, она заметила, что такие мысли бесследно испарились: в отличие от обычной подработки, этим Онджо могла гордиться.
В конце урока литературы на парту Онджо приземлилась бумажная записка:
Кронос!
Приходи в обеденный перерыв на каменный мостик в «Бреде слепого»[12].
Черт!
Увидев в записке слово «Кронос», Онджо почувствовала, как натянулся каждый нерв. Перед глазами все поплыло. Она быстро смяла бумажку и оглянулась по сторонам. Ничего необычного не происходило. В классе стоял шум, как и всегда на переменах.
Кто это может быть?
Сколько бы Онджо ни разглядывала одноклассниц, никто не казался подозрительным. Если человек назвал ее Кроносом, он точно заходил на страничку «Магазинчика времени». Да кто же это?
Пропустив обед, Онджо направилась сразу в «Бред слепого». Так назывался небольшой сад, располагавшийся между зданиями школы. Там посадили можжевельник в японском стиле в качестве живой изгороди, а в центре сада расположили пруд с маленьким каменным мостиком. Все школьники в это время были в столовой, поэтому тишину нарушала только песня ленивых от жары цикад. Онджо обошла пруд в ожидании отправителя записки. Кто же это и зачем хочет встретиться с ней?
У входа в сад показалась Хеджи, как всегда в наушниках.
Неужели… Хеджи? Внезапно Онджо вспомнила о Ганеше. Только теперь она поняла, что ее манера речи напоминала одноклассницу.
Хеджи медленно шла по каменному мостику навстречу Онджо.
– Хеджи?
Онджо не могла поверить в происходящее.
– Ага, это я, – коротко ответила Хеджи и, подняв с земли камешки, начала перебирать их пальцами. Ударяясь друг о друга, камешки издавали звук, похожий на щелчок фотоаппарата.
– Офигеть. Так это ты Ганеша?
У Онджо снова возникло неприятное ощущение, как при прочтении текста Ганеши на странице магазинчика.
– Ага. А ты мне ответила.
– Что ты имеешь в виду?
– Мне было интересно, как можно заниматься таким позорным делом. Хотела проверить, правда ли это ты.
– А тебе-то какая разница, позорно это или нет? С каких пор ты такая любопытная? Ты же обычно надеваешь свои наушники с таким видом, что тебе нет дела до всего мира? – вырвалось у Онджо, прежде чем она успела подумать.
Она не хотела говорить это. В действительности Онджо так не считала.
– А ты чувствительнее, чем я думала, – насмешливо ответила Хеджи.
Онджо закипела:
– Что? А ты, случаем, не забыла, что именно вчера написала мне?
Онджо снова подумала о вчерашнем комментарии – и последние остатки ее дружеских чувств к Хеджи улетучились.
– Да мне просто было интересно, что ты за птица. Можешь назвать это обычным любопытством.
«Любопытство»? Да, Онджо тоже чувствовала любопытство по отношению к Хеджи. Но почему-то из ее уст это слово звучало по-другому, более высокомерно.
– Что тебе любопытно? Все так, как и написано на страничке магазинчика. Чего тебе еще надо? – ответила Онджо, подражая тону Хеджи.
– Да сдался мне твой магазин или как его там. Я говорю о тебе. – Хеджи сняла висевшие на шее наушники и добавила: – Таких редко увидишь. Я имею в виду таких, как ты.
– Эй, Хеджи! Что ты хочешь сказать?
– Ты выглядишь примерной школьницей, но при этом у тебя много секретов. Заключена в рамки общественных норм, как и остальные, но при этом свободна. Вот мне и интересно, как у тебя это получается.
Онджо была в замешательстве. Она не могла понять, насмехается ли Хеджи над ней или ей действительно интересно.
– Да тебе бы диссертацию по мне писать. И когда ты успела так меня изучить? Ты хотя бы знаешь свое прозвище? Хотя откуда тебе знать, ты же общаешься только со своими наушниками.
Хеджи с мрачным выражением лица покрутила наушники в руках и посмотрела Онджо прямо в глаза:
– Прозвище? Мне на такое пофиг. Какая разница, что говорят другие?
Ну конечно, что она еще могла сказать.
Онджо почувствовала раздражение.
– Так чего ты хотела?
– Я же сказала: ты мне любопытна.
– И что? Думаешь, я вот так сейчас раскроюсь перед тобой, чтобы удовлетворить твое любопытство? Ты прости, конечно, но мне до твоего любопытства дела нет. И вообще, подумай о своем поведении. Разве можно говорить людям такое? Интересно ей. Думаешь, узнавать людей так легко? И как ты хочешь узнать человека, если не раскрываешь ему себя? Не думаешь, что стоит очередность сменить? – Онджо выплеснула все свое возмущение и повернулась, чтобы уйти.
Судя по сказанному, запуталась в своих словах не Хеджи, а сама Онджо. Начало и конец ее пламенной тирады противоречили друг другу. Видимо, в душе все еще оставался осадок от вчерашнего комментария Ганеши.
– Ты первая! – крикнула ей вслед Хеджи, пока Онджо раздумывала, стоит ли обернуться и добавить что-нибудь еще.
– Ч-что это значит?
Кажется, ей передалась привычка Медведя заикаться от растерянности. Сначала Онджо не обращала на это внимания, но теперь она стала постоянно заикаться в важные моменты. Этого еще не хватало.
Все мысли в голове спутались, и Онджо забыла, что хотела ответить Хеджи. Пока она раздумывала, что и в каком порядке сказать, Хеджи надела наушники и неторопливо вышла из сада.
Остался только стрекот цикад. Онджо тоже пошла прочь из сада, осторожно ступая по раскаленному от солнечных лучей мостику. Камешки под ногами будто шептались между собой, делясь только им известным секретом.
На парте Онджо лежали булочка и банановое молоко. Онджо покосилась на Хеджи. Она, как обычно, сидела в наушниках и читала книгу. Хеджи всегда выглядела так, будто у нее ничего не происходит. Безразлично. Она притворялась заледеневшим озером, хотя внутри нее бушевали сильные волны, не видимые никому вокруг. Причем притворялась Хеджи на уровне, достойном Книги рекордов Гиннесса.
– Куда это ты убежала с обеда? – возникла рядом Нанджу.
– Это ты принесла? Нанджу, я сейчас расплачусь.
Нанджу состроила довольную физиономию:
– Ничего особенного. И вообще, я решила тебя угостить в знак своей благодарности.
Онджо поперхнулась банановым молоком.
– С ч-чего это?
– Он мне написал. Ихён.
– Правда? Нанджу! Поздравляю!
Онджо на самом деле немного переживала, хотя и вела себя перед Нанджу очень уверенно. Этот грубиян мог и не написать подруге, что немного беспокоило Онджо.
– Мне кажется, для поздравлений пока рановато. Я не знаю, как это понимать.
Вот уж действительно, любовь – великая сила. Если даже Нанджу, которая на все смотрит просто, вдруг стала так ломать голову.
– Что он написал?
Нанджу молча протянула телефон с открытым сообщением:
Возможность надеяться одному – сладкая тоска.
Надеюсь, ты согласишься с этими словами.
Понятно, почему Нанджу не знает, как на это реагировать. Вопрос трудный. Как это понимать? Кажется, он предлагал Нанджу хорошенько подумать, но его слова звучали холодно.
Онджо понимала, что чувствует Ихён. Но не могла ничего с этим сделать. Они были еще слишком юны для подобных сложностей. К тому же Онджо все это время наблюдала за мучениями подруги, видела, через что та прошла. Она никак не могла принять чувства Ихёна. Как найти способ мирно разрешить эту проблему для всех троих? Онджо почесала голову и посмотрела на Нанджу.
– Ты тоже думаешь, что все плохо? – спросила подруга, умоляюще глядя на Онджо.
– Не-а, мне кажется, он просто выпендривается. Образ, – Онджо специально попыталась сбить Нанджу с серьезной ноты.
– «Образ»? Ну да, образ у него крутой. Он всегда в образе. Такой последовательный, правда?
Так, симптомы становятся все хуже. Нанджу говорила, уставившись в пустоту мечтательным взглядом:
– Он во всем крутой. Что бы он ни делал, все красиво.
Онджо вспомнила, как Ихён выглядел во время их недавней встречи. Что-то ее беспокоило. Парень показался ей малодушным тихоней, который любит обижаться по малейшему поводу.
Но Онджо все еще очень беспокоило поведение Хеджи. Молчаливая одноклассница почему-то сказала, что именно с Онджо ей захотелось поговорить. От этих слов у Онджо бешено забилось сердце. Как будто она подслушала чужой секрет. Не сказать, что это было приятное чувство, но Хеджи стала ей любопытна еще больше. Так или иначе, признание Хеджи
