русско-турецкой войне содержатся свидетельства личного участия императора в повседневной жизни действовавшей армии. Главной его заботой были раненые солдаты и офицеры, которых он ежедневно навещал в госпиталях. Князь В.И. Черкасский, наблюдавший это, писал: «Видя его в лазаретных палатках, похудевшего, грустного, истомленного… приходит на ум сближение его роли с ролью Людовика Святого в крестовых походах…». Во время кампании Александр Николаевич переболел приступом астмы, катаром верхних дыхательных путей, лихорадкой и чем-то вроде дизентерии, но больше всего его донимало истощающее духовно и физически нервное напряжение. Тяготы, выпавшие на его долю, не прошли бесследно. Вот впечатление фрейлины А.А. Толстой: «Я знаю, многие бранили его за присутствие в армии, но они не учитывали, какую радость приносил он, посещая госпитали или, как это бывало неоднократно, подбирая в свою коляску раненых солдат после боя… Мы были поражены его изменившимся внешним обликом, когда он вернулся в Россию. Поразительная худоба свидетельствовала о перенесенных испытаниях. У него так исхудали руки, что кольца сваливались с пальцев… Доктор Боткин говорил мне, что… вся свита Государя беспрестанно жаловалась, ворчала и только помышляла, как вырваться из этой каторги. Он один был ясен и терпелив, несмотря на тяжесть положения» (Ляшенко Л.М., 2002). История сохранила многочисленные факты личной заботы государя о героях этой кампании, считавшего их соратниками (В.А. Оппель (1940) свидетельствовал, что более 40 тысяч русских солдат вернулось с полей сражений инвалидами).

Доброжелательный и внимательный к людям, требовательный к себе и другим в вопросах чести, Александр II стремился воспитать эти качества и у цесаревича (будущего императора Александра III). В этом отношении показателен следующий факт. В январе 1869 года молодой наследник при приеме рапорта от капитана К.И. Гуниуса, встретив со стороны последнего мотивированные возражения по существу вопроса (обсуждался заказ оружия для русской армии в США), оскорбил подчиненного. Офицер, откланявшись, в тот же день прислал Александру Александровичу письмо с просьбой извиниться. В противном случае, учитывая запрещение великим князьям принимать вызовы на дуэли, он ставил цесаревича в известность, что вынужден будет застрелиться. Наследник письмо проигнорировал. На следующий день К.И. Гуниус покончил с собой. Гневу императора, которому доложили о случившемся, не было предела. Он запретил цесаревичу появляться у себя до принесения публичных извинений семье погибшего. По приказу отца наследник вынужден был пешком следовать за гробом К.И. Гуниуса в похоронной процессии от дома до могилы.

Огромную роль в жизни царя сыграло его несложившееся супружество. А.Ф. Тютчева (1990) оставила словесный портрет Марии Александровны: «…она слишком высока и худощава, исключительно элегантна. Волосы, нежная кожа, большие голубые глаза великолепны…». Не эта ли астеническая конституционная предрасположенность сыграла свою роковую роль? «Петербургский воздух коварный – она рано заболела грудной болезнью… (так в XIX веке часто называли туберкулез легких – Ю.М.). Врачи, целебные средства, травы и минеральные воды, оздоровительные процедуры, разговоры о болезнях стали главным предметом жизни Марии Александровны. На ее бледном лице постоянно была грустная усталая улыбка, глубокое страдание виделось в ней». В 1860 году, после родов сына Павла, врачи запретили императрице рожать, опасаясь за ее жизнь. За скупыми строками официальных бюллетеней, видимо, действительно скрывались тяжело протекавшие роды. В информации для прессы от 25 сентября 1860 года читаем: «Выражение умеренно-лихорадочного состояния достигло желаемого результата и сегодня состояние здоровья Ее Величества более удовлетворительно. Состояние здоровья Высоконоворожденного не представляет особых перемен. Врачи Гартман, Шмидт» (РГИА. Ф.469, оп. 1, д. 368, л. 15 об., 1860 г. «О бюллетенях о здоровье Императрицы Марии Александровны и новорожденного Великого князя Павла Александровича»). За этим, так же как и в жизни Марии Федоровны, последовала семейная драма – измены супруга. Но она ни разу не проронила ни жалобы, ни обвинения. После ее смерти было найдено прощальное письмо к мужу – она благодарила его за прожитую вместе жизнь…

Легкое любовное увлечение императора одной из юных аристократок – княжной Екатериной Михайловной Долгорукой переросло в глубокое чувство, на долгие годы прочно связавшее этих людей. Рождение внебрачных детей, необходимость постоянно разрываться между долгом и любовью, негласное осуждение царя со стороны Церкви и многих членов императорского дома – все это отрицательно отразилось на государственной деятельности государя. Придворные сплетники распространяли фантастические слухи об исторической вражде между Романовыми и Долгорукими. По легенде, в середине XVII века какой-то юродивый предсказал преждевременную смерть тем Романовым, которые женятся на представительницах этого княжеского рода. В подтверждение этого ссылались на трагическую кончину Петра II, погибшего от натуральной оспы в дни, назначенные для бракосочетания с Екатериной Долгорукой. В сентябре 1872 года Екатерина Михайловна объявила царю о своей беременности. Она скрывала свое положение тщательно, но, почувствовав приближение родов, позвала свою горничную, которая оставила об этом свои мемуары, и вышла с ней на набережную Невы. Была апрельская ночь. Извозчики долго не встречались. Роженица шла пешком, опираясь на руку своей спутницы, изнемогая от болей. Наконец попался какой-то извозчик, который подвез княжну к Зимнему дворцу. Александр Николаевич, бледный и потрясенный, провел ее в комнаты, которые занимал когда-то Николай Павлович. Здесь не было даже кровати. Она легла на голубой репсовый диван. Доктор и акушерка едва не опоздали к родам. На свет появился здоровый мальчик, которого родители назвали Георгием.

Плохую службу в отношениях с людьми высшего света Екатерине Михайловне оказывали ее открытость в проявлении чувств, искренность. Характеризуя эмоциональность княгини Юрьевской, А.А. Половцов (1966) приводит следующий рассказ о посещении Митавы Александром II в сопровождении своей морганатической супруги. Высочайшей чете открыли гробницу Бирона. Тщательно забальзамированный труп герцога лежал в коричневом бархатном кафтане, с Андреевской звездой на груди. Государь обратил внимание на орлиный профиль фаворита и его могучую нижнюю челюсть. Княгиня в гневе ударила герцога по лицу, вспомнив о кровавом погроме, учиненном при его участии над ее предками…

Смерть императрицы[194], последовавшая 22 мая 1880 года и официальное оформление морганатического брака с Екатериной Михайловной, получившей титул княгини Юрьевской, произошли, когда руководство огромной страной уже стало тяготить царя. К этому времени обозначилась и позиция цесаревича Александра Александровича, полагавшего, что либеральное правление отца требует корректировки. Великие князья покорно приняли повторную женитьбу отца, последовавшую через полтора месяца после смерти императрицы. Они уважали и боялись отца, внешне старались поддерживать добрые отношения с его новой женой, однако, раздражение прорывалось и делалось предметом обсуждения в аристократических кругах. Слухи о возможном короновании княгини Юрьевской[195], также как и дискуссия о проекте конституционных изменений в стране, приводили высший свет в негодование. Однако император не обращал на это никакого внимания…

* * *

Оппозиция Александру