Шрифт:
Закладка:
В десять часов утра Николай утратил сознание. Незадолго перед кончиной к нему вернулась речь. Последние слова, которые умирающий тихо сказал сыну Александру, были: «Держи всё-всё!» Несмотря на приближение агонии, он сопроводил их энергичным жестом руки, свидетельствовавшем о необходимости править жестко, как отец. Цесаревич, призванный к постели умирающего, запечатлел события следующим образом: «Мандт пришел за мной. Государь спросил Бажанова (священника – Ю.М.). Причастился при нас всех. Голова совсем свежая. Удушье. Сильные мучения. Прощается со всеми… держу руку. Жал ее. К концу чувствуется холод. В четверть первого все кончено…» По лицу пробежала легкая судорога, голова откинулась назад. Император скончался.
20 февраля 1855 года в своем дневнике А.Ф. Тютчева записала: «…в час состоялась панихида в кабинете, где лежит покойный император. Тело уже набальзамировано, и лицо его страшно изменилось. Он сам сделал все распоряжения на случай смерти и пожелал, чтобы его бальзамировали по системе Ганоло, заключающейся в том, что делается простой надрез в артерии шеи и впускается туда электрический ток…». Видимо, фрейлина, не зная деталей, повторила неточный слух. По данным историка медицины Л.Ф. Змеева (1886), профессор кафедры анатомии П.А. Наранович произвел бальзамирование трупа Николая I: в сосуды была введена смесь скипидара, меда и воска, предварительно подкрашенная киноварью (для артерий), и венецианской ярью с индиго (для вен). По окончании инъекции труп был помещен на несколько часов в ванну с водой, подкисленной серной кислотой. В записи от 21 февраля в дневнике А.Ф. Тютчевой читаем: «…пришлось закрыть лицо государю. Говорят, оно сильно распухло. Бальзамирование произведено неудачно, и тело начинает разлагаться…».
В монографии Б.А. Нахапетова (2005) приводится несколько иная последовательность событий. «Покойный император завещал, чтобы бальзамирование его тела было совершено по новому способу, который состоял во впрыскивании в сосуды раствора сулемы (сублимата) без вскрытия тела. Для бальзамирования был приглашен адъюнкт-профессор Медико-хирургической академии В. Грубер, который и произвел его, предупредив, чтобы тело в течение 4–6 часов оставались в совершенном покое. Это требовалось для того, чтобы дать время подействовать раствору на ткани, причем должно происходить химическое соединение реактива с белками. Так как приближалось время панихиды в Высочайшем присутствии, то окружающие не обратили внимания на предостережение Грубера и поспешили одеть почивавшего императора, вследствие чего лопнула одна из больших вен, раствор, впрыснутый в сосуды, излился в полости тела и не мог произвести желаемого действия. Началось трупное разложение. Новый император Александр Николаевич был весьма опечален этим и приказал отыскать лицо, которое исправило бы ситуацию. Мнимую ошибку Грубера взялся исправить профессор анатомии Медико-хирургической академии Павел Андреевич Наранович. Каждую ночь, а днем в назначенное время, когда прекращался впуск публики в Петропавловский собор, Наранович усердно работал, употребляя всевозможные дезинфицирующие и противогнилостные средства. Он добился того, что устранил запах, но лицо покойного императора было трудно узнаваемо. Нарановичу удалось исправить это неприятное состояние способом, ему одному известным, так что лицо покойного императора приняло свойственное ему выражение». Есть сведения, что ему помогал лейб-хирург И.В. Енохин.
Один из участников прощания с покойным, которое происходило в Петропавловском соборе, куда тело было перенесено из Зимнего дворца, А.В. Эвальд (1895) вспоминал: «Несмотря на то, что лицо его в гробу было прикрыто сложенной в несколько раз кисеей, видно было, что оно покрыто большими темными пятнами, которые произошли вследствие не совсем удачной бальзамировки». Почему-то эта безобидная фраза послужила аргументом для некоторых историков, подтверждающим версию об отравлении (?). В мемуарах друзей лейб-медика Мандта, опубликованных в Германии, приводится, со ссылкой на его воспоминания, следующая версия происшедшего. По словам врача, Николай I, находясь в состоянии выраженной депрессии, в ночь на 18 февраля потребовал Мандта к себе и попросил дать ему яд, «который позволил бы расстаться с жизнью без лишних страданий, достаточно быстро, но не внезапно, чтобы не вызвать кривотолков» (Балязин В.Н., 1995). Увидев колебания доктора, император отдал ему категорический приказ, после чего получил соответствующий препарат и принял его[187]. Характер ядовитого вещества, данного государю, Мандт осмотрительно не уточнил. Близким царя лейб-медик доложил о «поднимающейся подагре, о воспалении в легком… паралич легких был неминуем» (Тютчева А.Ф., 1990).
Косвенное подтверждение версия об отравлении, казалось бы, получила в воспоминаниях В.В. Пеликана, в момент кончины Николая I занимавшего посты директора медицинского департамента военного министерства и президента Медико-хирургической академии. Он аргументировал свое предположение ссылками на слова того же Мандта, а также на показания анатома Венцеля Грубера, который участвовал во вскрытии тела императора, и, якобы, увидел некие признаки, указывавшие на возможность отравления. Полковник Генерального штаба и адъютант цесаревича Александра Николаевича И.Ф. Савицкий, ссылаясь на М. Мандта, также в своих воспоминаниях передает версию о приказе императора лейб-медику дать ему яд. А. Смирнов (1991) пишет, что профессор Венцель Грубер, участвовавший в бальзамировании тела Николая I, был отправлен в Петропавловскую крепость за опубликование в Германии протокола вскрытия трупа императора. Вытекает ли из этого, что Николай I был отравлен? А. Смирнов полагает, не приводя веских оснований, что официальный бюллетень о ходе болезни царя был сфальсифицирован.
В.Л. Грубер, ученик известного венского профессора анатомии Гиртля, был опытным специалистом, достигшим большого совершенства в искусстве бальзамирования. Однако в случае с консервацией трупа Николая I он был поставлен в трудное положение, так как условия бальзамирования были продиктованы самим императором. Привыкнув безгранично распоряжаться жизнью и смертью своих подданных, он также распорядился своей посмертной судьбой. По-видимому, под фамилией Ганоло выступает известный французский химик и фармаколог Ж.И. Ганналь (1791–1852), занимавшийся также вопросами бальзамирования. Что касается пассажа с «впусканием электрического тока», то он может быть следствием или некомпетентности автора дневника, или результатом плохого перевода (переводчик Е.В. Герье): А.Ф. Тютчева, получившая образование за границей, писала дневники по-немецки и по-французски.
Перу Грубера принадлежит более 600 научных работ, опубликованных в России и за рубежом, за что он получил прозвище «Пимен русской анатомической школы». Однако ни в полной библиографии трудов В.Л. Грубера, хранящейся в музее кафедры нормальной анатомии ВМА, ни в каталогах Фундаментальной научной библиотеки ВМА и Центральной научной медицинской библиотеки в Москве, ни в каталоге Национальной медицинской библиотеки США, как и в генеральных каталогах библиотек США и ФРГ, статьи Грубера с названием, имеющим хотя бы косвенное отношение к данной теме, обнаружить не удалось (Нахапетов Б.А., 2005). Версию о якобы имевшем место заключении Грубера в Петропавловскую крепость следует считать легендарной: данных об аресте нет ни в документах музея
