к домашней иконе, хотя бы и не было особенного побудительного к тому случая, приговаривая: «Авось Бог мне и простит какой грех!» и всегда готовь нарезаться вином до омертвения сил во всякий праздник и даже далеко до обедни. Если некоторые в украшении храмов зырянами видят простое тщеславие, оправдываемое только слишком дальней, заискивающей целью, все же в ижемцах раз навсегда должно признать положительную честность, патриархально соблюдаемую во всех коммерческих предприятиях. Давши слово, зырянин верен ему до гробовой доски. Этот общий слух основан на множестве повсеместных фактов.

Слепая приверженность к старине, с другой стороны, породила (как и естественно) между зырянами ту простодушную простоту, которая по народному присловью хуже воровства и по общим законам природы служит на горе и подчас на несчастье самого простодушного простака. Так, зыряне, любя принять и угостить гостя, сами, в свою очередь, сильно любят угощения, полагая в том свое благополучие, и видят уважение к своей личности во всяком поклоне стороннего человека, хотя бы человек этот и делал то преднамеренно, с заискивающей целью. Тут зырянин забывает все стороннее, все свои выгоды и сделки и чтит гостеприимство, как гостеприимство, и забывает (если только не прощает) долг в 6000 р. асе. (как и сделал один из ижемцев), за то только, что при первом пробуждении его в доме должника, были ему готовы лошади, чтобы ехать на завтрак, потом на обед и на вечернее угощение, всегда обильное, сытное и жирное, и готов даже, в простоте сердца, прихвастнуть (вернувшись домой без денег, но с подарками) тем почетом, который получил он от толковых и истинно уже хитрых должников своих. Зато скуп он до крайности и кремнем смотрит на все, что зарыто и заперто в его больших кованых сундуках. Таковы, по крайней мере, ижемские зыряне старого закала! Они умеют бражничать, умеют и копейку зашибать. Одних замшевых заводов у них насчитывается до 30. Никакой статьей произведений печорского края они не брезгуют. Птица, рыба, оленьи шкуры, рога, языки, сало оленье и говяжье, масло коровье, песцы, лисицы, куницы, выдры, моржовая и мамонтовая кость (рога), пух и перья, гагарьи шейки и пр., — все в руках ижемских зырян, этой смеси коренных зырян с людьми русской крови новгородского происхождения. С товаром своим они везде поспевают: и на Никольскую ярмарку в Пинеге, и на Маргаритинскую в Архангельске, и на Евдокиевскую в Шенкурске, в Кострому и Галич, в Москву и Нижний. Неизвестно, что выработает себе и чем заявится новое поколение, но пусть оно будет так же стойко в данном на честь слове; пусть будет так же изворотливо в коммерческих предприятиях и не гнушается мелочными из них сначала, пусть будет так же патриархально, единодушно и взаимно помогать друг другу; меньше пьет вина, которое положительно гибельно для всякого неразвитого человека, тем более полудикого инородца (самоеды спились окончательно!). Пожелаем, наконец, чтобы меньше обижали они этих самоедов, т. е. совсем перестали выезжать с бочками хлебного вина в тундру.

Впрочем, как известно, громадное большинство зырян не только ижемских, но и всех остальных печорских — коренные, так сказать, природные звероловы, уходящие на промысел даже в зауральские леса с бывалым вожаком и в артелях человек до десяти. Берут в лесах все, что попадется: всякого зверя и птицу, но в барышах насчитывают больше всего белку, или векшу (sciurus vulgaris), кочующую несметными стаями по сосновым лесам и кедровым рощам. Когда она «течет», т. е. обещает улов, это видят зыряне и по урожаю еловых шишек и по птице клесту (loxia curvirostra — у нее скрещенный клюв). Эта птица — вожак беличьих артелей, а потому, как только она появится, зырянские артели спешат выбрать своего вожака и также идут в сосновые леса месяца на три. Вожака за почет не обременяют никакой поклажей: всю ее раскладывают по артельным нартам. В них сухари, сушеные пироги с крупой, мука, крупа, сало, а главное — порох, свинец и запасные ружья — всего на каждого пудов до 12. На лыжах и ламбах везут они на себе длинные легкие нарты по крутым спускам гор, по глубоким сугробам. Для того на них зипуны немного ниже колен с меховыми рукавами и рукавицами и старые рваные малицы на тот случай, когда придется переменить белье из той пары, которая взята с собой. Привалы делаются дня через два или три, а здесь и еда: для себя — любимые блины на сале и сушеные пироги, истертые в кашу, которая зовется «рогожой» (такова и с виду), для собак — беличье мясо. С удачного промысла иной приносит до 500 беличьих шкурок, а хороший стрелок при счастье убьет в один день до 20 штук.

Утром, говорят они, как выйдешь ин — ничего, холодновато. Ну, а как завидел белку, одну да другую — начнешь поскорее ходить, и станет жарко, как в огне.

По кряжам, т. е. по сортам, ценятся в торговле беличьи шкурки «и дошлая» (хорошо выцветшая) белка «зырянка» полагается в лучших сортах и покупается кармолами на пинежской и краснослободской ярмарках подороже прочих сортов. В «зырянках» пушистый хвост белки опытных стрелков не обманывает. К сожалению только необходимо сказать, что за истреблением лесов и там начали старики опускать головы и поговаривать: «Где куница жила, там теперь и белки не найдешь».

ТУНДРА

Физический вид ее и нравственное значение по отношению к промыслам. — Веретви. — Горностаи. — Куница. — Песцы. — Зайцы. — Орудия ловли лесного зверя: черканы, ставки, приводы. — Пеструшка-мышь. — Дикие олени и олени домашние.

Начинаясь у прибрежных песков реки Мезени и в дряблых, но еще высоких и густых кустарниках, обрамляющих лесистые берега этой реки, повыше города Мезени, тундра[91], названная по имени этих реки и города, бесприветной пустыней, тянется до берегов дальней Печоры. Слишком тысяча верст легла на этом безлюдье и пятьсот верст прошли от тех мест, где начинается безграничная равнина Ледовитого моря, закованного в гранитные берега до тех дремучих лесов, которыми обросли южные половины уездов Мезенского и Пинежского, и которые известны под именем тайбол — нижней и верхней. Начинаясь на севере голым морским гранитом, тундра потянулась к югу огромным болотом со всеми его характеристическими особенностями: почти сплошным зыбуном, местами ржавым из избытка железных руд, местами белым от огромного количества растущего на нем ягеля (белого оленьего мха). Кое-где мелькают по зыбуну этому те чернеины — по-туземному, те водные источники — попросту, которые всегда