Шрифт:
Закладка:
Неизбегающая от ружейного выстрела, изредка попадающаяся в капкан, лисица трудно дается и на отраву, и на ставки. Ставка — огромное полено, в которое врезываются два ствола ружейных (дулами врозь) таким образом, что имеют один кремневый курок. Курок этот при насторожке приподнимается и слегка удерживается на пружинке, к которой привязана веревочка. Малейшее поддергиванье веревочки спускает курок. К веревочке этой, проведенной на сторону, против дул, иногда саженей на 5 длиной, привязывают наживку: кусочек сала, мяса и пр. обыкновенно на оленьей косточке. Ставка эта зарывается в снег; дула от сырости накрываются тряпкой. Зверь хватает наживку, дергает веревочку и, спустивши курок, таким образом, сам вонзает в себя пулю из которого-нибудь дула (в медведя и волка попадают обе). Не всякий зверь пропадает от ставки, как уверяли меня многие, особенно хитрит в этом плутоватая лисица: она часто оберет все разбросанные кусочки, которыми замаскировывают главный кусок наживки, и ни в каком случае до нее не дотронется. Часто находят курок спущенным, оба дула без зарядов, но не видят убитого зверя. И тут плутни лисицы: она выгребет осторожно глубокую яму подле наживки, ложится в яму возможно уютнее, срывает лапкой роковой кусок и стреляет из ставки поверх себя, на ветер. Но охотник и это предусмотрел, и в этом случае является победителем: он кругом наживки разматывает и привязывает к ней под снегом сетки, какие плетут для птиц-куроптелей. Лисица путается в них и делается уже добычей с цельной шкурой. Известна также хитрость лисицы в этом случае, когда она прячет, замаскировывает свои следы следами, заранее проложенными зайцем, как уже окончательно безопасными. Но и здесь зверолов не дается в обман: он осторожно и терпеливо поднимает снег, подкладывает туда капкан и немилосердно сердится и бранится потом, если в капкан этот попадается не лисица, а другой заяц. На ставку также охотно идет и бестолковая росомаха, но ее, как и белок, стреляют больше из пищалей и дробовок. Все эти способы исключительно пригодны для одних волков. Медведь гнушается и не признает ни одной из ловушек: с легкостью щепы ломает он все кулемки, капканы, ставки, черканы, идет только на ружье — на очную, благородную ставку и на не всегда верную погибель. Волк — из веков хищный, вечно голодный, вечно бродящий попарно и в стаях, всегда хитрый и предусмотрительный, с неизбежным своим раздирающим душу воем, всегдашний неприятель смирных и беззащитных — и здесь, в тундре, является врагом и ненавистным страшилищем для оленей. Стада волков этих вырезают иногда довольно значительные косяки в оленьих стадах, иногда истребляя за одну ночь все достояние какого-нибудь бедняка-самоеда. Носясь по тундре широкими прыжками (большей частью в небольших стаях), волки нападают на оленя сзади, прогрызают ему горло и потом съедают его всего, оставляя одни только кости. Не находя оленей по пути или напуганные выстрелами бдительного сторожа их, самоеда, волк охотно хватает отраву.
Отрава, или, по-туземному, привада, состоит обыкновенно из сулемы или цилибухи, растертой на терпуге. Цилибуха смешивается с оленьим мясом, нарубленным кусками, или с кусками ворванного сала, с целью отшибить характеристический запах растения. При намазывании приманки соблюдают непременным условием то, чтобы она была покрыта именно тем веществом, которое любят звери в тот год. По понятию и приметам звероловов, тундряные звери в один год предпочитают ворвань, в другой любят рыбу, в третий — мясо, падаль и т. д. Замечают также, что отрава из цилибухи исключительно действует только на тех животных, которые родятся слепыми. Приманка в форме колобков (счетом штук до сорока) складывается в оленью брюшину и, завязанная оленьими же жилами и замороженная, зарывается в снег где-нибудь у кустарника, к которому отраву эту и привязывают веревкой. При этом замечают, что за отраву хватаются большей частью молодые волки и околевают потом не дальше ста сажен от рокового места. Старые волки не только не едят ее, но даже предостерегают и молодых, почасту ложась на то место (хитрая лисица объедает отраву эту только сверху и тотчас же отбегает, помахивая головой и фыркая). Зато старые волки делаются добычей другой приманки — сулемы, обернутой обыкновенно в воск, которому дают, по старому обыкновению, форму бочоночка и который намазывают по поверхности кровью, ворванным салом, опять-таки для того же, чтобы скрыть недавнее присутствие человеческой руки на этом месте. Иногда — и то самые смелые из охотников — прибегают к более простому средству истребления волков. Выбравши то время, когда ветер несет к лесу, промышленники бросают эти привады (обыкновенно в этом случае падаль) около своих избенок-караулок и с заряженными ружьями ждут появления зверей. Сначала являются лисицы: эти едят и дерутся, перехватывая друг у друга куски из лап и даже прямо из зубов. Немедленно приходят волки: эти едят жадно, но едят дружелюбнее лисиц. Иногда на подобного рода приманку приходит столько зверей, что количество убитых в один вечер награждает охотников за половину зимнего промысла, требующего во всяком случае огромного терпения, не бескрайнего, конечно, уменья и ловкой предусмотрительности. Любой из тундряных зверей нелегко дается в руки: тот же волк, который любит жировать (жить) в норе, как песцы, лисицы и куницы, строго блюдет за своей норой и ни за что не заявит этого места врагу-человеку. Если оленье стадо случайно подойдет к его берлоге, волк не спрячется в нее, а спокойно отойдет в сторону и уйдет, пожалуй, далеко оттуда к другому стаду и там начнет промышлять все-таки для того же, чтобы не узнали норы его.
В некоторые годы все эти звери — горностаи, песцы, лисицы и даже волки — текут за пестрой и белой мышью-пеструшкой. Эти серовато-желтые с пятнами животные отличаются от мышей-полевок длинными когтями и короткими формами, круглой головой, расщепленным до носа рылом, скрытыми в густой шерсти ушами. Маленькие глаза смотрят пронзительно и злобно: им, как жертвам, нужна осторожность и уменье высмотреть прилежащие пути, хотя
