I. ПРЕССА

Если Франция в эту эпоху занимала политическую сцену, то в литературе лидировала Англия. Что, кроме прозы Шатобриана, может сравниться во Франции с Вордсвортом, Кольриджем, Байроном и Шелли, не считая Китса (1795–1821), чьи шедевры ускользают от нашего внимания. После эпохи Елизаветы I это был самый яркий расцвет в четырех веках английской поэзии.

Даже переписка могла стать литературой, ведь письма Байрона и Кольриджа кажутся нам более современными, чем их стихи. В те времена, когда, как правило, получатель оплачивал почтовые расходы, он требовал содержания или стиля для своей марки; но получить письмо от таких жизнерадостных духов могло быть паспортом в жизнь после смерти.

Газеты, однако, не были литературой. Обычно каждая из них представляла собой лист, сложенный в четыре страницы; первая и четвертая из них были заняты рекламой, вторая отводилась политике, включая краткое изложение вчерашних парламентских дел. В Лондоне выходило несколько ежедневных газет: прежде всего «Таймс», основанная в 1788 году и имевшая около пяти тысяч покупателей; «Курьер» с десятью тысячами; «Морнинг пост», орган вигов, в котором публиковались «лидеры» Кольриджа; и «Экзаминер», голос либералов вроде Ли Ханта. В центрах графств и районов была своя газета, иногда две — одна для инсайдеров, другая для аутсайдеров. Существовало несколько еженедельников, самым популярным из которых был «Политический реестр» Уильяма Коббета. Было также несколько периодических изданий с политическими, социальными и литературными комментариями. Самым влиятельным из них был ежеквартальный журнал «Эдинбургское обозрение», основанный в 1802 году Фрэнсисом Джеффри, Генри Броумом и Сиднеем Смитом.*для защиты прогрессивных идей; и «Квартальное обозрение», основанное в 1807 году Джоном Мюрреем, Робертом Саути и Вальтером Скоттом для отстаивания интересов тори.

Власть прессы стала заметным элементом британской сцены. Она больше не была средством распространения литературы, как в неторопливые дни Аддисона и Стила; она стала выходом для рекламодателей и органом политических групп. Поскольку рекламодатели платили в зависимости от тиража, редакторам и издателям приходилось считаться с общественным мнением, часто в ущерб партии власти; так, пресса высмеивала расточительных сыновей короля, несмотря на все усилия правительства оградить их. Постепенно, по мере продвижения девятнадцатого века, пресса становилась инструментом, а в конце концов и неотъемлемой составляющей растущей демократии.

II. КНИГИ

Книги множились по мере роста среднего класса и читающей публики. Издательское дело стало достаточно прибыльным, чтобы стать самостоятельным бизнесом, отдельным от книготорговли. Издатели конкурировали за авторов, платили им больше, чествовали их на литературных салонах. Так, Джозеф Джонсон одаривал и издавал Годвина, Пейна и Блейка; Арчибальд Констебл делил свои долги с Вальтером Скоттом; Томас Нортон Лонгман брал Вордсворта; Джозеф Коттл из Бристоля содержал Кольриджа и Соути; а Джон Мюррей из Лондона держал на поводке странствующего Байрона. Тем временем старая фирма Лонгманс потратила триста тысяч фунтов на издание нового издания (1819) Циклопедии Чемберса в тридцати девяти томах; а Британская энциклопедия за этот короткий период выпустила три новых издания — третье, в восемнадцати томах, в 1788–97 годах, четвертое в двадцати томах в 1810 году, пятое в двадцати пяти томах в 1815 году.

Вместо роялти издатели платили единовременные суммы за рукописи и что-то добавляли, если печатались и продавались последующие издания; тем не менее очень немногие авторы жили своим пером — Томас Мур безбедно, Саути и Хэзлитт неуверенно, Скотт — то богатея, то разоряясь. Издатели сменили патрициев в качестве покровителей литературы, но некоторые состоятельные люди все еще протягивали руку помощи; так, Веджвуды субсидировали Кольриджа, а Рейсли Калверт завещал девятьсот фунтов Вордсворту. Правительство время от времени посылало гонорары благонамеренным авторам и содержало поэта-лауреата за сто фунтов; за это он должен был сочинить в тот же день поэму в честь победы вооруженных сил или королевского рождения, брака или смерти.

Рост читающей публики сдерживался высокими ценами на книги, но этому способствовали книжные клубы и библиотеки. Лучшими из них были «Атенеум» и «Лицей» в Ливерпуле, одна из которых насчитывала восемь тысяч томов, а другая — одиннадцать тысяч. Подписчики платили ежегодный взнос, от одной до двух с половиной гиней, за право брать любую книгу, стоящую на полках. В каждом городе была своя библиотека. По мере распространения чтения от аристократии к простолюдинам терялся вкус и стандарты. Переход от классических традиций к романтическим настроениям подпитывался этой распространяющейся аудиторией, а также растущей эмансипацией юношеской любви от родительского контроля и имущественных уз; а одна любовная интрига могла сделать сотню сюжетов. Слезливые темы Ричардсона отвоевывали позиции у похотливых любовников Филдинга и мужественных авантюристов Смоллетта.

Среди романистов преобладали женщины, за исключением Мэтью «Монаха» Льюиса и его палаты ужасов «Амброзио, или Монах» (1795). Следующей после него в школе ужасов и тайн была миссис Энн Рэдклифф с ее чередой успехов: Сицилийский роман (1790), Лесной роман (1791) и Тайны Удольфо (1794). Обычно английская публика называла такие книги романами (от французского слова roman, означающего рассказ) и сохраняла термин novel для расширенных повествований о естественных происшествиях в обычной жизни, как у Филдинга и Джейн Остин; романы Скотта «Уэверли» соединяют эти определения. В романтической беллетристике естественно преуспели женщины-авторы. Фрэнсис (Фанни) Берни, которая в двадцать шесть лет произвела фурор своей «Эвелиной» (1778), в дальнейшем блистала «Сесилией» (1782), «Камиллой» (1796) и «Странником» (1814); а после ее смерти (1840) ее «Дневник» (1842) очаровал еще одно поколение.

Еще более известной была Мария Эджворт, чьи романы «Замок Ракрент» (1800) и «Посторонний» (1812?) в вымышленной, но реалистичной форме дали такие мощные описания эксплуатации ирландцев английскими помещиками, что сама Англия была вынуждена бороться с этим злом. Только одна женщина-писательница ее поколения превзошла ее, и эта женщина превзошла также и мужчин.

III. ДЖЕЙН ОСТИН: 1775–1817 ГГ

Все ее приключения происходили по доверенности, через ее перо, и даже в этом она не нуждалась, поскольку находила достаточно увлекательного в обычной жизни таких же благовоспитанных, но образованных