определений, но к концу оставляющая непрофессионального читателя в полном замешательстве. Но Бентам решал сложную задачу: заменить теологическую этику естественной; основывать поведение и закон на групповых или национальных потребностях, а не на воле руководителя или класса; освободить закон и поведение от религиозных декретов с одной стороны и революционных мечтаний с другой. Человеку, решающему такие задачи, можно позволить иногда погрешить против морального обязательства писателя быть ясным.

Новой основой как морали, так и права должен был стать принцип полезности — полезность поступка для индивида, обычая для группы, закона для народа, международного соглашения для человечества. Бентам считал само собой разумеющимся, что все организмы стремятся к удовольствию и избегают боли. Удовольствие он определял как любое удовлетворение, боль — как любое неудовлетворение, телесное или душевное. Полезность — это способность приносить удовольствие или избегать боли; счастье — это постоянство и последовательность удовольствий. Полезность не обязательно должна быть исключительно индивидуальной; она может быть, частично или в основном, полезной для семьи, сообщества, государства или человечества. Индивид может (благодаря своим социальным инстинктам) находить удовольствие или избегать боли, подчиняя свое удовлетворение удовлетворению группы, к которой он принадлежит.48 Следовательно, помимо непосредственной цели, конечным объектом и моральным критерием всех действий и законов является степень, в которой они способствуют наибольшему счастью наибольшего числа людей. «Я хотел бы, чтобы самый дорогой мне друг знал, что его интересы, если они вступают в конкуренцию с интересами общества, для меня ничто. Так я служил бы своим друзьям — так они служили бы мне».49

Бентам не претендовал на авторство своей утилитарной формулы. Со свойственной ему откровенностью он заявил, что нашел ее в «Очерке о первых принципах правления» Джозефа Пристли (1768). Он мог бы найти ее в работе Фрэнсиса Хатчесона «Исследование о нравственном добре и зле» (1725), в которой хороший гражданин определяется как тот, кто способствует «наибольшему счастью наибольшего числа людей»;50 или в «Trattato dei delitti e delle pene» Беккариа (1764), который описывает моральный критерий и цель как «la massima felicità divisa nel maggior numero»; или, что наиболее очевидно, в «De l'Esprit» Гельвеция (1758): «Полезность — это принцип всех человеческих добродетелей и основа всего законодательства….. Все законы должны следовать единственному принципу — полезности для общества, то есть для наибольшего числа людей, находящихся под одним правительством».51 Бентам всего лишь придал количественную форму библейскому предписанию «Возлюби ближнего твоего, как самого себя».52

Его достижением стало применение «принципа наибольшего счастья» (его окончательная формула) к законам Англии. Теперь у него был моральный императив ясного значения и тест, по которому можно было судить о предписаниях проповедников, увещеваниях учителей, принципах партий, законах законодателей и эдиктах королей. Закон не должен признавать никаких мистических сущностей вроде «прав», естественных, народных или божественных; никаких откровений от Бога Моисею, Мухаммеду или Христу; никаких наказаний ради мести. Каждое предложение должно отвечать на вопрос «Cui bono?» — «Для чьего блага это будет?» — для одного, или нескольких, или многих, или всех? Закон должен соответствовать неискоренимой природе и ограниченным возможностям людей, а также практическим потребностям общества; он должен быть ясным, допускать практическое исполнение, быстрое разбирательство, оперативное судебное решение, а наказания — исправительными и гуманными. Этим целям Бентам посвятил последние десять глав своей книги и последние годы своей жизни.

В то же время он применял свой испытательный жезл для решения актуальных проблем. Он отстаивал физиократическую доктрину laissez-faire в промышленности и политике. Как правило, человек сам определяет свое счастье и должен быть настолько свободен, насколько это возможно с точки зрения общества, чтобы добиваться его собственным путем; однако общество должно поощрять добровольные ассоциации, члены которых отдадут часть своих свобод ради совместных усилий во имя общего дела. Исходя из тех же принципов, Бентам утверждал, что представительное правление, при всех его недостатках и многочисленной коррупции, является наилучшим.

Книга «Принципы морали и законодательства» получила более широкое признание, чем можно было ожидать, учитывая трудности ее формы и стиля, критический дух и ярко выраженную светскую направленность. За границей его встретили теплее, чем на родине. Франция перевела его и сделала французским гражданином в 1792 году. Политические лидеры и мыслители переписывались с ним из различных столиц и университетов на континенте. В Англии тори осуждали утилитаризм как непатриотичный, нехристианский и материалистический. Некоторые писатели утверждали, что многие поступки — романтическая или родительская любовь, самопожертвование, взаимопомощь — не предполагают сознательного расчета на эгоистическое удовлетворение. Художники возражали против того, чтобы оценивать произведения искусства по их полезности. Но все, кроме чиновников, согласились с тем, что эгоизм — это этика и политика всех правительств, когда маскировка и притворство устранены.

Бентам оправдал свою философию и принес неослабевающую пользу. В книге «Рациональное обоснование судебных доказательств» (1825) и других работах он стремился разъяснить старые законы и современные дела и сумел умерить варварские эксцессы традиционной пенологии. В 1827 году, в возрасте семидесяти девяти лет, он начал работу над кодификацией английского права, но смерть застала его между первым и вторым томами. Он принял участие в создании «Вестминстерского обозрения» (1823) как органа либеральных идей. Он собрал вокруг себя группу учеников, которые распознали теплое сердце, скрывавшееся за грубой внешностью. Пьер-Этьен Дюмон был его апостолом во Франции; Джеймс Милль, сам выдающийся мыслитель, отредактировал рукопись мастера до удобочитаемости; Джон Стюарт Милль поднял дело от исчисления до человечности.

Возглавляемые Бентамом, эти «философские радикалы» выступали за избирательное право для взрослых мужчин, тайное голосование, свободную торговлю, общественную санитарию, улучшение тюрем, очищение судебной системы, наказание палаты лордов и развитие международного права. До 1860-х годов индивидуалистические и ориентированные на свободу элементы философии Бентама подчеркивались его последователями; затем социализм, таящийся в «наибольшем счастье наибольшего числа», повернул течение реформ в сторону использования правительства в качестве проводника общественной воли в борьбе с общественными недугами.

Умирая, Бентам ломал голову над тем, как сделать свой труп полезным для наибольшего числа людей. Он распорядился, чтобы его препарировали в присутствии друзей. Так и было сделано. Затем череп заполнили и залили воском, скелет одели в мрачную и привычную одежду Бентама и установили вертикально в стеклянной витрине в Университетском колледже Кембриджа, где он находится и по сей день.

ГЛАВА XX. Литература переходного периода