Затем в дверь саданули, пробив насквозь, но тут же — громкий вой, и мохнатая лапа быстро втянулась обратно. Тварь с ревом забилась на лестничной площадке, повсюду царапая когтями.

Внутри конь попятился и с маху грохнул в пол всеми четырьмя копытами. Как бы не пожалеть, что он его приютил. В панике тот мог натворить дел не хуже, чем волки.

Ну, может, и не таких.

Мэри не сводила глаз с дыры, проделанной тварью в двери.

— Что произошло?

— Дубовая дверь. Он поранился острой щепкой.

— Так им сюда не пробраться?

— Боюсь, это вопрос времени.

— Тот, кого я подстрелила, убит?

— Не знаю. Пожалуй, попади пуля в жизненно важный орган, древесина дуба подействует как яд. Только попасть надо точно. Не просто в плечо или в ногу. В сердце. В мозг. Или печень. Что-то в этом роде. Мне показалось, ты угодила в голову. Но все случилось так быстро… вдобавок темнота… наверняка сказать трудно.

Шагнув назад, он взял коня под уздцы и легонько потрепал у ноздрей. Конь таращил глаза и мотал головой вверх-вниз, но понемногу начал успокаиваться.

Молча постояв, Джебидайя и Мэри сели на край кровати лицом к двери, не выпуская из рук оружие.

Все тихо.

Ночь подкрадывалась ближе.

— Не может быть, чтобы уже полночь, — сказала Мэри. — Еще рано. Господи, ты видел этих тварей?

Джебидайя достал часы и в неровном свете лампы взглянул на циферблат. Стрелки показывали два пополуночи.

— Думал, едва минуло девять, — сказал он. — Хорошо, здесь время идет вперед, и скоро утро. При свете дня они не показываются.

— Знаешь наверняка? — спросила Мэри.

— Нет, — сказал Джебидайя. — Не знаю.

Так они просидели совсем недолго. С улицы донесся скрежет. Джебидайя подошел к окну, но ничего не разглядел. Звук усилился. Тогда он прижался лбом к стеклу и глянул вниз. Что-то карабкалось по стене здания. Быстро распахнув оконные створки, он высунулся наружу. Волк внизу поднял морду, одновременно уставившись на него. Он был совсем рядом.

Джебидайя подхватил с пола лампу и швырнул в волка. Огненные струи брызнули во все стороны и колпаком взмыли вокруг морды, воспламеняя шерсть. Передние лапы чудовища замельтешили в попытке сбить пламя, пока задние впились когтями в стену, стараясь удержаться, но одна и следом другая соскользнули, и зверь полетел вниз. Точно комета, он рухнул на спину и перекатился на брюхо. С волнами катящегося по хребту огня, истошно воя, пополз вдоль улицы и застыл. Огонь начисто спалил шерсть, мясо обуглилось, полопалось и посыпалось шкварками, так что вскоре остались только дымящиеся почерневшие кости. Из глазниц массивного волчьего черепа поднялись тонкие струйки дыма, заклубились черными змейками и через миг растаяли. Череп деформировался, хрустнул и развалился. Джебидайя пригляделся. Кости зверя изменили форму — на земле лежал человечий остов.

Чуть дрогнув, Джебидайя отступил от окна.

— Огонь им не по нраву, — заключил он. — И дубовые щепки. Приметь это.

Мэри встала рядом и взглянула на лежащие внизу кости.

— Приметила, — натужно прокряхтела она, словно прочищая горло.

Джебидайя вставил новые патроны в барабан. — Считай, я подстрелил одного, ты одного, а на улице валяется третий. Пока все не так плохо.

— Неужто? Значит, осталось всего четверо или шестеро, — возразила Мэри.

— Где-то так. Но мы пока не разглядели их заводилу, это хуже. Как бы не оказалось, что тот иной породы, чем прочие. Одно ясно — грязная работа не про него, хватает подручных.

— Сколько времени?

Джебидайя взглянул.

— Проклятье.

— Что?

— Часы. Они идут назад. Сейчас снова полночь.

Рассуждал он так: сумей мы продержаться до утра, скольких уложим — не важно. Тогда я, наверное, смог бы найти их спящими, в какой-нибудь темной дыре. А если уложить всех сейчас, точно отыскивать никого не придется. Если бы не время, что скачет туда и обратно. Так нас запросто могут подкараулить и сожрать, оставив кучками дерьма на каком-нибудь далеком холме.

Расхаживая по комнате, Джебидайя поминутно останавливался приободрить коня, хотя в теперешнем положении присутствие последнего лишь добавляло хлопот. Но как отдать прекрасное животное на растерзание чудовищам? Даже Богу, старому ублюдку, верный конь не будет лишним.

Продолжая мерить комнату шагами, он все сильнее ощущал нервное напряжение: восприятие сейчас походило на треск ружейной перестрелки, мысли перескакивали одна на другую. Мэри неподвижно сидела посередке кровати с ружьем на коленях, не сводя глаз с пробоины в двери, временами быстро оглядываясь на окно за спиной, где ночь сгустилась почти в непроглядную тьму, а серебристый лунный свет едва пробивался сквозь тени.

Джебидайя шагнул к окну и выглянул наружу. Кости лежали там, где и раньше.

Он пересек комнату, выбирая место, чтобы присесть и расслабиться. Легче сказать, чем сделать, — он будто только что хватил две или три кружки кофе. Черт, кофе. Пришелся бы как нельзя кстати. И яичница с беконом. Дьявол, он так проголодался, что живьем слопал бы задницу течной ослицы.

О, что там? Шорох?

Всего лишь мотылек стучится в стекло.

Мотылек. Это не страшно. Вот он влетел в приоткрытое окно, как раз там, откуда недавно Джебидайя обрушил карающую лампу. Вторая лампа по-прежнему свисала с крюка в потолке, заливая комнату