– Можете войти, – сказал обер-инспектор, обращаясь к Шлеве. – Вам дается для свидания десять минут.

– О Боже, – со вздохом проговорил Шлеве, притворяясь сильно взволнованным, – я не переживу завтрашнего дня.

– Будьте мужественны, милейший, вы ведь не виноваты в злой судьбе, постигшей вашего брата, – произнес д'Эпервье, подталкивая Шлеве к двери.

Надзиратель Гирль запер за ним тяжелый замок. Обер-инспектор принялся ходить взад-вперед по коридору.

Тюремщики удалились.

Фукс увидел незнакомого человека, закутанного в плащ, и, приняв его за священника, не двинулся с места.

– Не утруждайте себя понапрасну, благочестивый господин, – сказал не признающий Бога преступник, – со мной вы лишь потеряете зря время.

– Фукс, – проговорил шепотом Шлеве, – я играю роль вашего брата – пошумите немного.

Седобородый преступник тихо засмеялся и издал несколько восклицаний, которые можно было принять за выражение горести при последнем тягостном свидании.

– Это вы, господин барон…

– Я выполняю свое обещание спасти вас, но только в том случае, если вы сдержите свое.

– Я человек слова. Если через три дня мое обещание не будет исполнено, можете снова передать меня в руки властей.

– А исполнив обещанное, вы уедете В Америку?

– Тотчас же, господин барон, я отправлюсь в Мексику, где, должно быть, найду себе дело, так же как уезжающие туда французы и испанцы.

– Ну так слушайте внимательно, – сказал барон. – Я все подготовил, остальное за вами. От вас потребуется точность, осторожность и, главное, смелость.

– В смелости, кажется, до сих пор у Фукса не было недостатка.

– Сегодня вечером, в одиннадцать часов, к вам должен явиться помощник палача, чтобы осмотреть вашу шею. Затем вскоре придут судья, духовник, двое сторожей с вином и будут находиться при вас неотлучно.

– Ага, они явно торопятся!

– В десять часов для вас начнут возводить эшафот.

– Не стоит труда…

– Вы должны выйти из камеры перед одиннадцатью часами и непременно до того, как к вам явится помощник палача.

– Не беспокойтесь, я буду следить за временем.

– Из этой камеры вы должны выйти именно в облике помощника палача.

– Это мне нравится, – с улыбкой заметил Фукс, – такие приключения мне по вкусу.

– Вот вам красная рубаха.

– У вас, наверное, было много возни с этим, господин барон.

– Да, вы мой вечный должник. Спрячьте рубаху, вот вам еще панталоны и сапоги, а вот, – тут Шлеве невольно понизил голос, – вот ключ от вашей камеры. Постарайтесь воспользоваться им, когда никого не будет поблизости. Главное для вас – пройти коридор, а там уже не составит труда покинуть тюремное здание и пересечь двор.

– Привратник, пожалуй, удивится, что красная фигура выходит, а он никого не впускал.

– В таком случае скажете, что вы вошли через другой ход, с улицы Ла-Рокет, а теперь выходите через большие ворота, потому что вам нужно на площадь, где строится эшафот.

– Отлично, господин барон, теперь я все понял, В одиннадцать часов судья, священник и прочие господа найдут гнездышко опустевшим.

– Обер-инспектор д'Эпервье в десять часов выйдет через дверь на улицу Ла-Рокет. В случае чего, скажете, что это он впустил вас. Теперь вы все знаете.

– Да, господин барон. Благодарю вас!

– Помните о своем долге. Десять минут прошли, я слышу, как Гирль бренчит ключами. Спрячьте вещи!

Сложив весь костюм вместе, Фукс ловко сунул его под соломенный матрац.

Затем оба негодяя состроили такие выражения, будто с горечью расставались навеки.

Надзиратель Гирль отворил дверь, и барон вернулся в коридор, где его ожидал д'Эпервье. Они прошли рядом до самого кабинета, здесь Шлеве раскланялся и еще раз шепнул:

– В десять часов, у двери на улицу Ла-Рокет.

Вместе с надзирателем Гирлем он спустился по лестнице и вышел, не возбудив ни малейшего подозрения.

Когда барон ступил на площадь, мокрую от дождя и снега, на лице его играла торжествующая улыбка – ему пришлось приложить немало усилий, но жертвы не напрасны и обещают блистательный успех всего предприятия.

Он поспешно зашагал по грязным улицам к своему дому, чтобы там переодеться и как ни в чем не бывало отправиться в Ангулемский дворец. Он тщательно вымылся, потому что близкое общение с заключенным и прикосновения к одежде палача внушали ему отвращение.

Под вечер он отправился у Булонский лес. Сады и дачи, сам парк в густом осеннем тумане производили грустное впечатление. С деревьев и кустов облетела листва, газоны пожелтели, беседки были обнажены и неприветливы.

Но барон ничего не замечал. Погрузившись в мягкие подушки своей кареты, подняв воротник богатого плаща, он размышлял о последствиях предстоящей ночи. Он чувствовал, что цель достигнута.

Карета остановилась. Хотя в этот вечер у графини Понинской не было приема, из дворца выбежало много слуг в дорогих ливреях, чтобы отворить дверцы кареты и оказать достойный прием барону, который имел постоянный доступ к графине и экипаж которого они узнали.

Шлеве вышел из кареты и приказал кучеру приехать за ним в одиннадцатом часу.

Он вошел в ярко освещенный вестибюль и велел слугам проводить его до будуара графини. Того самого будуара, где незадолго до этого негр подслушивал его разговор с графиней.

Леона отдыхала, полулежа на диване, а Франсуаза читала ей стихи из миниатюрного томика с золоченым обрезом.

На ней было темное бархатное платье; роскошные черные волосы зачесаны вверх, как у древних римлянок, и скреплены на затылке золотой пряжкой так, что несколько локонов свободно падали на обнаженную шею.

Полное лицо, темные живые глаза, маленький пурпурный рот – ничто не говорило о том, что обладательница всего этого уже не молода. Она была обворожительнее, чем когда-либо.

Пышность ее бюста, ослепительная белизна и нежность кожи, блеск глаз придавали ей столько обаяния, что Леону справедливо называли царицей всех праздников, которые она устраивала у себя во дворце.

Здесь бывали женщины и моложе ее, и красивее, но графиня производила какое-то магическое, колдовское впечатление.

Когда ей доложили о бароне, она встала.

Франсуаза вышла, дружески поклонившись барону, этому старому греховоднику, расточавшему иногда свои ласки и горничной, когда госпожи ее не бывало дома.

Леона расправила белой рукой роскошные складки бархатного платья, слегка примятого на диване, и сказала с приветливой улыбкой:

– А, дорогой барон, вы принесли мне новости? Но и я имею кое-что сообщить вам.

Шлеве поклонился и поцеловал ее красивую руку.

– Буду счастлив выслушать вас, графиня, я весь внимание.

– Хорошо, сядемте, барон! Вы знаете, что князь Монте-Веро благополучно привез сюда свою дочь?

– Никто не может знать это лучше меня, графиня.

– Но вы не знаете, что он также нашел и привез сюда ребенка этой женщины и принца Вольдемара?

– Ребенка?… У вас