– Говорите тише, господин д'Эпервье, – предупредил его Шлеве, – у нас тут зашла речь о таких вещах…

– …из-за которых я могу лишиться головы! Вы правы, господин барон, но все-таки скажите, что желает графиня Понинская?

– Между нами говоря, милый господин д'Эпервье удовлетворить ее желание нелегко, но вам, я думаю, это удастся. Графиня желает, чтобы заключенный в Ла-Рокет человек избежал мучительных сцен, предстоящих ему в эту и следующую ночи.

Д'Эпервье, ни слова не говоря, взял барона под руку и повел в свой кабинет. Там он показал ему сверток лежавший на столе, и сказал:

– Вот приказ о приведении в исполнение смертного приговора Фуксу. Он должен быть казнен через два дня. Вся ответственность лежит на мне, господин барон. Вы понимаете, что это значит?

– Заключенный у вас в тюрьме под надежной охраной, не так ли?

– Да, это так.

– Завтра в полночь ему огласят приговор и приставят двух сторожей, если я не ошибаюсь?

– Да.

– Вы доверяете своим надзирателям?

– Вполне.

– Вот видите, все складывается как нельзя лучше. Заключенный находится под строгой охраной надежных, проверенных надзирателей. Не можете же вы, господин д'Эпервье, сами его караулить! Да от вас никто этого и не требует. Поэтому, если вдруг заключенный совершит побег, отвечать будут те, кто нес непосредственную охрану. Вы же в это время будете находиться в Ангулемском дворце, в обществе очаровательной графини, тет-а-тет…

– Тет-а-тет с графиней? – возбужденно воскликнул д'Эпервье, – я не ослышался?

– Я вам это обещаю, если только вы поможете осужденному избежать казни.

– Перед каким трудным выбором вы меня поставили…

– Решайте, милый д'Эпервье, и решайтесь. У вас есть редкая возможность завтра в одиннадцать вечера быть свидетелем того, как прекраснейшая из женщин будет давать наставления балетным танцовщицам и мраморным дамам[11] в своем будуаре, куда никто и никогда не допускается. Вы будете присутствовать при этом зрелище, в то время как заключенный, переодетый в какой-нибудь другой наряд, выйдет из тюрьмы.

– Это невозможно, его узнают!

– Предоставьте это мне, милый господин д'Эпервье! Но прежде ответьте мне на два вопроса: во-первых, имеете ли вы вторые ключи от камер заключенных?

– У меня есть ключи от всех камер.

– Отлично! Одолжите мне один из них – от камеры Фукса – до завтрашнего полудня. И второе: кто, кроме надзирателя, войдет завтра вечером к заключенному?

– Никто не имеет права к нему входить.

– Подумайте хорошенько, господин д'Эпервье. Не может ли к нему войти завтра, скажем, помощник палача?

– Вы правы, помощник палача может войти к нему. Ваша предусмотрительность просто поражает меня, господин барон, – отвечал начальник тюрьмы в сильном волнении.

– Помощник палача? Отлично! Если до завтрашнего полудня вы дадите мне ключ, чего никто, даже моя тень, не узнает, то от вас в дальнейшем потребуется только одно: сесть в экипаж, который в десять часов вечера будет ждать вас у ворот.

– Вы… вы страшный человек, барон! – прошептал д'Эпервье, чувствуя себя побежденным. – Вы демон-искуситель!

Шлеве торжествующе рассмеялся.

– Мы с вами хорошо понимаем друг друга, любезный господин д'Эпервье. Для того, чтобы увидеть близко прекрасную женщину, можно прибегнуть и к услугам дьявола. Я жду вас завтра в начале одиннадцатого вечера у входа в Ангулемский дворец. Итак, по рукам!

Господин д'Эпервье вложил свою пухлую ладонь в сухощавую руку барона Шлеве.

Ну, а теперь позвольте ключ, друг мой! – напомнил барон.

На лице д'Эпервье отразилась внутренняя борьба. Он понимал, что, отдав барону ключ, сам становится соучастником преступления, и пути назад уже не будет.

Видя его колебания, Шлеве постарался помочь ему сделать выбор.

– Вам будет позволено любоваться графиней так долго и на таком расстоянии, какое вам будет угодно.

– Хорошо, хорошо; когда же вы возвратите мне ключ?

– Завтра в полдень я сам принесу его вам.

– Вы понимаете, господин барон, чем я рискую?

– Будьте совершенно спокойны, господин д'Эпервье; если я берусь за дело, то можете положиться на меня.

– Что ж, – помедлив, сказал начальник тюрьмы, – в таком случае нам придется вернуться в мой служебный кабинет.

Шлеве молча кивнул. Морщинистое лицо его выражало торжество.

Привратник, удивленный столь поздним визитом начальства, с готовностью отпер ворота и впустил их. Д'Эпервье снова провел барона в свой кабинет и, попросив обождать, скрылся в соседней комнате.

Через несколько минут д'Эпервье вернулся; в руке у него был довольно большой заржавленный ключ.

Сорвав с него номерок, он отдал его барону.

– Благодарю вас за вашу любезность, господин д'Эпервье, – с усмешкой сказал барон, – вы не будете в ней раскаиваться! Завтра в полдень я еще раз вас побеспокою, чтобы вернуть вам ключ и просить вас в последний раз посетить Ла-Рокет и проститься с заключенным.

– Это невозможно ни под каким видом: вы сами себя выдадите.

– Разве в последний день к приговоренному не пускают родственников проститься?

– Родственников – да, но больше никого.

– В таком случае я завтра представлюсь вам как брат узника и в вашем присутствии прощусь с ним.

– Это весьма дерзкий и смелый план!

– Вы и тут ничем не рискуете, господин д'Эпервье, потому что если все откроется, то вы просто окажетесь жертвой обмана, за который никак не можете нести ответственность.

– Хорошо, я ничего не знаю и знать не хочу; все предоставляется вам, барон.

«Только не посещение Ангулемского дворца», – подумал про себя Шлеве.

– Прощайте, господин д'Эпервье. В десять часов вас будет ждать экипаж.

Барон еще раз пожал пухлую руку начальнику тюрьмы как вновь приобретенному другу и вышел из комнаты.

Было поздно; один взгляд, брошенный в коридор темницы, убедил барона, что она не так уж сильно охраняется: негромко переговариваясь, два надзирателя бродили взад-вперед по коридору, где находились камеры заключенных.

Внизу жил сторож, без разрешения никого не впускавший в здание тюрьмы и не выпускавший из него. По приказанию начальника он с готовностью отпер тяжелую дверь.

Барон вышел во двор, где так же ходили часовые; двое часовых стояло у ворот и с внутренней стороны.

Привратник отпер их, и только тогда барон оказался на свободе.

XVII. Сусанна в ванне

Следующий день выдался пасмурным, небо было покрыто облаками, моросил дождь со снегом, лишь увеличивая грязь на улицах Парижа.

Еще с вечера Шлеве отправил надежного слугу к слесарю, живущему в одном из боковых переулков, и приказал к утру изготовить точную копию ключа. Ни слесарь, ни лакей не знали, какую дверь должен отпирать этот ключ, но утром заказ был готов.

Получив ключ и отослав лакея, чтобы незаметно уйти из дому, барон переоделся в простое платье мещанина; парик, которого он никогда