Шрифт:
Закладка:
— Катя!
В следующий миг кто-то отбросил распластанное на мне тело Северина. Увидев лицо Тима, я чуть снова не потеряла сознание от облегчения.
— «Двадцать два…»
— Ты в порядке? — он протянул ко мне руки. — Главное, дыши сейчас. Ох… тебя ранили?
— Плечо… Тим… Со мной… всё нормально, но…
Я правой рукой ухватилась за его шею — левая напрочь отказывалась подниматься из-за пронизывающей боли. После этого он быстро поднял меня на руки.
— И тебя заберу. Нечего левым мужикам на тебе делать.
— «Шестнадцать…»
— Лаборатория… сейчас взорвется, — прохрипела я саднящим горлом в перерывах между вдохами.
Стремительно пройдя вперёд, Тим очутился у лифта. В самом верху входа виднелась поднятая решетка — видимо, Тим только что приехал и сразу выбежал, а я из-за воя сирен и борьбы с Севериным ничего не слышала.
— Тим… где Элина?
— В безопасности, — ответил он, занося меня в кабину и нажимая попутно кнопку отправления на панели. Затем аккуратно усадил меня в углу на пол.
— Посиди тут, мне надо опустить решетку.
— «Одиннадцать…»
Я в последний раз окинула белый коридор с покрытыми кафелем стенами и полом, дверьми и телом профессора, лежащим головой к ним. Перед самым входом в лифт валялся брошенный пистолет. Затем Тим, подошедший к решетке, закрыл собой обзор.
— Что… Да чёрт побери! — он принялся дергать решетку. Та почему-то не поддавалась. — Мы же без этого не поедем.
— «Восемь…»
— Тим, я могу помочь… — слабо вызвалась я и принялась подниматься, но возникшее головокружение вернуло меня на место.
— «Шесть…»
Особо сильным рывком Тиму удалось совладать с упрямой решеткой и с грохотом опустить её до самого пола.
— «Пять… четыре…»
— Поехали, твою мать! — он встал у панели с кнопками. Его исцарапанное осколками лицо было мокрым от пота и каменно-застывшим от напряжения.
Скрипя, лифт двинулся вверх.
Тим бухнулся справа рядом со мной. Мы медленно поднимались вдоль стен. Кабина была проницаемой и сплошь состояла из вертикальных, обитых деревом перекладин.
— «Два…»
Я мысленно поторапливала лифт, молила, чтобы он скорее уехал от места взрыва…
Счета «один» я уже не услышала. Перед нами мелькал один голый бетон. Ни цифер этажей, ни ещё каких-либо обозначений на нём не было, но я надеялась, мы поднялись достаточно высоко.
Раздавшийся снизу гул взрыва сотряс пол кабины. Лифт зашатался, но не прекратил движения. Правой рукой я схватилась за плечо Тима и прижалась к нему, склонив голову — он, в свою очередь, обнял меня, не касаясь места моей раны.
Кабину трясло и шатало; вокруг сыпались искры. Пол ходил ходуном. Нас обдавало жаром. Каждая секунда могла оказаться последней. Сердце бешено колотилась, и я почти была уверена, что слышу такое же биение сердца Тима. Лампы на потолке погасли, и в кромешной темноте, которую расчерчивали со всех сторон трескучие искры и громыхания взрывов, представлялось невозможным предугадать ход дальнейших событий. Упадёт ли кабина? Выживем ли мы в случае падения лифта? А если и да, то как надолго в пожаре и условиях вдыхания распада продуктов горения сможем продержаться?
— Кать, — в общем шуме и грохоте голос Тима слышался тихо, но в то же время отчётливо. Его лицо я еле могла различить в моменты особенно ярких вспышек электричества, но и то на секунду. По этим мимолетным всполохам я кое-как поняла, что глаза его обращены ко мне, и в них кроется… Что именно, я не могла точно определить и назвать. Сожаление? Раскаяние? Страх за наши жизни? Всё вместе? Возможно. И что-то ещё…
— Прости, что я ушёл. Тогда… И вообще за это прости, если сможешь. Я не должен был…
Очередной треск над нами осветил кабину, и я увидела, что Тим склонил голову. Его руки крепче сжали меня. Во время следующей вспышки он, однако, уже глядел мне в глаза.
— Просто я…
Тут пол прекратил под нами шататься. Ощущение жара сделалось более слабым, как и звуки взрыва. Движение кабины стало более плавным, ровным. Но свет по-прежнему отсутствовал — видимо, лампы перегорели. Или ещё каким-то способом испортились от пережитого — в отличие от Тима, я в этом не разбиралась. Мне вдруг захотелось смеяться. Я улыбнулась, но на глаза, наоборот, навернулись слёзы.
— Тим, — прошептала я в тишине. — Я всё знаю. Я обо всём догадалась…
Боль от пережитых физических и психологических увечий и усталость разливались по телу, вызывая странное, похожее на наркотическое опьянение чувство. Удивительно, но присутствие Тима рядом, его прикосновения, тепла и дыхания только усиливали этот эффект, распаляя его и разнося, словно дым.
— Давно? — услышала я ровный, почти спокойный вопрос. Напускное спокойствие, за которым скрывалась дрожь…
— Нет, — вместе со слезами у меня вырвался нервный смешок. — Там, в лаборатории. Хотя… Нет. Первые мысли об этом возникли раньше. Перед тем как мы… И вообще тогда.
Когда я перечитывала наш общий диалог, будучи в доску пьяной, Тим. А потом пришёл ты, и случившееся расставило всё на свои места.
— Вот оно как, — пробормотал Тим. Очевидно, он осознал всё, что я имела в виду. И, в свою очередь, то, что и я поняла окончание недосказанной им фразы.
— Да. Ты был прав, — всхлипнув, я рассмеялась. — Видеть между строк — не моё. Даже Химик в этом плане показал себя лучше меня.
— Но сам он точно не может быть лучше тебя, — вымолвил Тим.
— Да, — улыбнулась я. На щёки скатились слёзы. — Да, может быть.
И не дав себе подумать о том, что делаю, повернулась к Тиму и поцеловала его. Продолжительно, в губы, обняв его правой рукой. С таким чувством и жаром, на какие только была в этот момент способна.
Я ощутила, что он сначала застыл — от неожиданности, а может быть, от неверия в происходящее. Но затем ответил сам с не меньшей горячностью.
Лифт ехал вверх, унося нас выше и выше от ада, от пережитого нами кошмара, в то время как мы целовались, наслаждаясь взаимной близостью. Вновь и вновь я обхватывала его губы своими, неистово впивалась в них, стремясь передать через эти действия Тиму все чувства к нему и всю благодарность за собственное неоднократное спасение и спасение дочки. В качестве компенсации за все годы, что не была с ним…
Его объятия и запах даровали любовь и чувство безопасности, и мне не хотелось отстраняться от его губ даже тогда, когда лифт остановился. Лишь через минуту или даже две мы оторвались, наконец, друг от друга. Сквозь решетку теперь проникал белый свет, и я без
