Ты просто вынуждена теперь жить с полным знанием о Шерлоке Холмсе и его уникальности. Полным не потому, что вы хорошо общались, а потому, что у тебя была великая возможность воссоздать его в своём разуме, основываясь на том, что в реальности существовало. Так действует любое искусство. Оно не наставляет тебя, но даёт тебе возможность воссоздать.

Я посмотрела ещё раз на его парящий корвет и поняла, что если я только воссоздам его в полной мере в своём разуме, жить прошлой жизнью уже станет невыносимо. А я не была ещё вполне уверена, что могу жить другой. Полина приглашала меня, конечно, переехать в Питер и общаться с этими удивительными людьми каждодневно, но кроме насыщения искусством и уроков йоги, трезво рассуждая, чем обеспечивать себе остальные присущие человеку потребности? Это я пока не представляла.

Я замолчала, слушая гипнотические водопады Astronomy Domine, а в голове медитативно повторялись слова песенки, услышанной на яхте:

Человека трясло, ломало.

Всё ему, человеку, мало.

Подавай ему плод запретный,

Очень любит он плод запретный.

Он и в тесном трамвае едет,

И совсем никуда не едет —

Всё равно он куда-то едет,

Всё равно этим плодом бредит.

Он к нему простирает руки,

На губах ощущая сладость.

Он не может без этой муки —

Это старая его слабость.

Настоящий актив, думала я. Один Шекспир кормит столетиями несколько городов. Один Шерлок Холмс кормит целую Англию. На Бейкер-Стрит даже дом назвали номером 221B, чтобы было куда приходить туристам. Человека-то давно нет, и кости его даже химикам современным не интересны, не говоря уж о промышленниках и криптовалютчиках. А его мозг создал больше актива, чем все их рабы-наёмники смогут создать за всю жизнь. Актива, обогащённого самым почтенным ценителем: историей.

Кто из знакомых мне людей может создать такое, что история превратит в актив, вместо того чтобы вышвырнуть на помойку потребительства, как почти все продукты человеческой жизнедеятельности? Кто мог бы?..

Мирослав. Виталий, сыгравший в Мариинском Скрябина. Может быть, Полина когда-нибудь смогла бы. Пожалуй, всё.

Поразительно, что при этом переезжать в Питер мне мешает в первую очередь потребительство.

— Всё, — сказал Мирослав, и я вздрогнула.

Он стал неторопливыми чёткими движениями собирать краски. Я встала не без труда (большая нагрузка на поясницу и плечевой пояс) и подошла к мольберту. Да, Мирослав удивителен. Это всё, что я могла оформить в слова.

— Что думаешь? — спросил он через плечо.

Я молчала несколько секунд, открывая рот и глотая воздух.

— «Катти Сарк», — наконец сказала я.

— «Катти Сарк»? — переспросил Мирослав, вдруг рассмеявшись, и ещё раз подошёл к портрету. — Да, пожалуй, может, и она. Да, что-то в тебе есть от неё.

— Мне ещё никогда не делали такие комплименты. А до или после пожара?..

— До, конечно.

Я расхохоталась.

— Спасибо. Разумеется, ты мне это не подаришь?..

— Подарю. Я хочу нарисовать с этой картинки большой портрет, и если у меня получится, отдам её тебе.

— Когда?

— Мне надо дня три. Но, учитывая, что я завтра уезжаю — недели две.

— Ты часто уезжаешь?

— Я вообще в последнее время редко бываю в Питере. К сожалению.

Он вытер руки тряпкой, посмотрел в мои бесхитростно-сокрушённые глаза, которым я без всякого результата пыталась придать беспечный вид, смахнул со лба волосы и произнёс:

— Куда же мне тебя пристроить?.. Вот, сходи завтра на байкерский слёт. Там будут Макс и Рустам, ты их помнишь, из бара.

— Макс-байкер, Рустам-рокнрольщик?

— Да, он тоже иногда гоняет. Там будет весело. Покатаешься.

— А кто меня возьмёт?..

— Макс будет с девушкой, а с Рустамом можно договориться. Езжай с ними, не пожалеешь.

Я вернулась на квартиру под вечер. Полина ждала меня с бутылкой вина и ковриком для йоги; я должна была показать ей, чему меня научила жена Ильи. Я успела зайти к ней после Мирослава и спустя полтора часа вышла с почти выстроенным новым курсом для опорно-двигательного аппарата. Аппарат Полины находился в довольно завидном состоянии, поскольку мог вполне достойно двигаться после бутылки вина. Я была голодна, как дьявол, поэтому сердобольной Полине пришлось сначала меня накормить и напоить, и только после хорошей разминки крымским мы смогли перейти на коврик для йоги. Ещё спустя полчаса я впервые увидела хозяина квартиры. Он явился под ночь, с песней, приподнятым настроением, пачкой долларовых купюр, перевязанных резинкой для волос, и ещё одной бутылкой вина, которую он немедленно открыл. Вино Жорж разлил по трём бокалам, нарезал на тарелку сыра и забрался в гамак, поставив тарелку и один бокал рядом с собой. Мы слушали Uriah Heep, Doors и Андрея Миронова и беседовали о социально-политической подоплёке в синематографе. В половине первого Жорж, зевая, спросил, а кто я вообще такая. Полина напомнила, что я его квартирантка, которую он согласился пустить на выходные, и Жорж, обрадованно сказав, что теперь вспомнил, показал мне, где стоит гейзерная кофеварка, и ушёл спать.

В девять утра за мной приехал Рустам и, подбадривая, чтобы быстрее чистила зубы, утащил на большую Хонду эндуро. Мы опаздывали на слёт — байкеры уже собирались на Стрелке, но, поскольку я так и не успела позавтракать, Рустам завёз меня в кофейню. Когда мы приехали, байкерская колонна уже выдвигалась на север. У Рустама оба шлема были снабжены гарнитурой, и он объяснил мне по дороге, что ребята сейчас погонят до Сестрорецка, там поставят столы, искупаются, перекусят и поедут обратно. Отставать от колонны нельзя, потому что места, по которым они будут ехать — наполовину бездорожье, и если с кем-то что-то случается, ему тут же могут помочь. Многие байкеры ехали с девушками, и девушек полагалось оградить от неприятностей. В этом, пояснил Рустам, непреходящая притягательность байкерской тусовки — все за одного.

Макс, правда, по секрету рассказал мне, что девушек полагается не столько ограждать, сколько не ронять, потому как байкерская поговорка гласит: «Уронил — женился». Он был сегодня красавец в косухе и Rebel Meets Rebel на футболке, весь в коже и металле, призванных защищать тело при падении. С ним была длинноногая барышня в кожаной юбке и сапогах и тоже в косухе. Несмотря на внушительный вепреобразный вид, они общались друг с другом и со мной тепло и любезно, слушали на всю дурь Motorhead и употребляли в речевых оборотах лексемы «не соблаговолите ли» и «мой искренний глубокий пардон».

На диком берегу залива под Сестрорецком развернули складные столы, повытаскивали из кофров еду и напитки, установили посреди импровизированного лагеря колонки и пошли купаться. Я уже больше года не была на