— А ты напиши от моего имени письмо в финотдел управляющей компании. Акты выполненных работ у нас есть, но деньги не получены, потому что товар попал под санкции, и американцы просят написать для них накладную, которую пропустят таможенники. Всего этого говорить, разумеется, не надо, а только как-нибудь обтекаемо — что мы почти всё сделали и ждём оплату в ближайшее время, но чтоб при этом ничего особо не наврать и не утаить. И что нам на продолжение работ нужны деньги. И мне на стол.

Главный конструктор вдруг вылетел из соседнего кабинета и исчез в коридоре. Вместо него из коридора появилась директор программы и, слегка подправив ногтём малиновую помаду, требовательно воззрилась на гендиректора.

— У нас через час встреча в управляющей компании, — строго сообщила она.

— Я помню. Вы приготовили варенье, которым будем мазать нос господину Щедрякову?

— Мы в прошлый раз мазали. Это не помогло.

— Тогда зачем его опять позвали на совещание? Это же просто стервозный мудак.

— С мудаками ведь тоже можно договориться. Просто немного уважения и терпения, — нравоучительно заметила директор программы, и они с генеральным, интригующе перешёптываясь, удалились в кабинет.

Ира проводила их взглядом и занялась письмом. Через пятнадцать минут вернулся главный конструктор и стал рассказывать ей историю про таёжного охотника и Ми-4. Он всегда рассказывал эту историю, когда его вызывал зам гендиректора без определённой цели. Ира посмотрела на часы — с минуты на минуту должен был написать Доцент, что они собрались обедать. Тогда можно будет отложить мысли про Щедрякова и распоряжения на сорок пять минут.

Однако вместо Доцента всё писали кто попало. Одному нужно было знать, на месте ли генеральный, двое просили перевод каких-то технических фраз, третий — перевод положения об отказе от ответственности, да причём всё такими определениями, что Ире то и дело приходилось искать в словарях. Когда написал Доцент, в расплывчатых выражениях приглашая Иру вкусить пароксизм довольства, она по инерции вбила слово «пароксизм» в мультитран. Тот добросовестно ей перевёл, и Ира, опомнившись, внимательно изучила переводы, прежде чем, обретя некоторую определённость относительно смысла предложенной фразы, ответила, что она готова, и отправилась за товарищами по столу в инженерный центр.

Доцент представлял собой личность глубоко фундаментальную и необратимо увлекающуюся. К любому делу, требующему его внимания, он подходил с ревностной самоотдачей и отъявленной погружённостью в процесс, начиная любое предприятие с глубокой задумчивости, из которой нельзя было вытянуть ни слова, и приступая к его исполнению с энергичностью и неудержимым потоком многоречивых комментариев, до того преисполненных ажиотажа, что чинить этому потоку преграды казалось не только кощунственным, но и опасным. Коллеги этого и не делали — они молча наблюдали за эволюциями Пашиной целеустремлённости по его решительно нахмуренному лицу и, если им доставало присутствия духа, воображения и оптимистического склада натуры, с любопытством и умиротворением прослеживали этот проносящийся мимо них поток инициативы, не пытаясь совать в него руки. Большинству коллег, впрочем, по Ириным наблюдениям, присутствия духа и оптимизма заметно недоставало, и они отворачивались с кислыми лицами, стараясь вообще не наблюдать Пашиных махинаций. Наконец, отдельные личности проявляли встречную инициативу, граничащую со сдавленной агрессией. Сдавленной — потому что открытую агрессию Пашин поток смывал начисто. Как правило, ни первые, ни вторые, ни третьи не оказывали на махинации Доцента никакого воздействия. За что бы он ни брался — за модернизацию системы хранения конструкторских данных, починку стула или поиск в интернете цитаты из «Золотого телёнка» — он неизменно доводил дело до конца, продвигаясь по начатому пути неотвратимо, как колонна бронетехники, и его шевелюра всегда стояла дыбом, словно под воздействием статического электричества. Он извергал при этом многоярусные сентенции с одному ему понятной терминологией и являл на свет из своей необъятной памяти многочисленные дословные цитаты из отечественного синематографа и художественной и научно-популярной литературы, искренне и чистосердечно не замечая того неизгладимого впечатления, которое производили на окружающих необузданные порывы его творческой души.

Сейчас, перед обедом, внимание Доцента захватила кофеварка. Ему вдруг чертовски восхотелось, чтобы к его возвращению из столовой кофе был уже сварен, потому как после обеда надо сразу идти на совещание, но именно тут кофеварка, прослужившая непорочных два года без единого пятна на своей технической репутации, вдруг начала стачку, наотрез отказавшись варить кофе без чистки поддона и резервуаров. Паша, бухтя и осыпая кофеварку увещевательными и порицательными замечаниями, богато пересыпанными цитатами из Чехова, принялся бегать между столом, мусорным ведром и уборной, при этом уделав кофейной гущей половину стола и пол и тут же, с новой цитатой из мультика про дядюшку Ау, пытаясь эту кофейную гущу вытереть сухой бумажной салфеткой. Ира, прикидывающая, сколько времени у неё осталось до возвращения гендиректора, в продолжение всего этого процесса бегала вокруг Доцента кругами, жалобно увещевая:

— Паша, ну пожалуйста, пойдём на обед. Потом поставим кофе. Дай хоть салфетки, я кофе вытру со стола…

— Не женское это дело, — нравоучительно возвестил Доцент через плечо. — Ваша задача — готовить, а не свинство убирать.

— Да какая разница?.. — в отчаянии воскликнула Ира, глянув на часы.

— Ты «Собачье сердце» читала? Если вы женщина, то можете оставаться в кепке, а вас, молодой человек, я попрошу снять головной убор, — наставительно изрёк Доцент, аккуратно стирая остатки кофейной гущи со стола в ладонь. Двое коллег, обедавшие вместе с ними, наблюдали за всем происходящим апатично и с лёгкой безысходностью в глазах. Один Кирилл, засунув руки в карманы, нейтральным тоном произнёс, задумчиво глянув на решительную спину Доцента:

— Вообще говоря, у нас кофе закончился.

Павел вдруг выпрямился и резко повернулся, разразившись длинной цитатой из братьев Стругацких.

— Я считаю, это всё оттого, что ты бездумно идёшь на поводу у своих матпотребностей, — невозмутимо парировал Кирилл.

— Это не есть матпотребность, — заявил Павел. — Это есть каприз. Не для того я создавал своих дублей, чтобы они, значить, капризничали.

И он молниеносным жестом выхватил из внутреннего кармана джинсовки полупустую пачку кофе.

— Вы, Шарапов, казуистикой занимаетесь, а лучше бы свинок разводили!

— Не будем заниматься ни схоластикой, ни казуистикой, — предложила Ирина.

— Не будем, — согласился Доцент, глянув в глаза двоих молча и неотрывно наблюдавших за ним товарищей, молниеносными движениями зарядил кофеварку и повёл всех обедать.

В столовой Паша долго метался между столами и не давал всем есть, пока не вычислил идеальный с точки зрения рассадки и стратегии стол у окна. Его спутники покорно ходили за ним с подносами, отказавшись от идеи воздействия на Доцентов процесс принятия решений. Когда, наконец, стол