Шрифт:
Закладка:
Начиная с самых ранних стихов (и, в какой-то мере, с первых прозаических опытов[49]) Шраер-Петров исследовал двойственную природу еврейской диаспорной идентичности. В СССР большая часть его стихов и прозы не была допущена к публикации. Своими редкими обращениями к официально предписываемым темам (освоение космоса; строительство БАМа) в стихах и текстах популярных песен Шраер-Петров не заслужил доверия режима.
Несмотря на рекомендации выдающихся писателей, среди которых были Виктор Шкловский и Андрей Вознесенский, Шраера-Петрова приняли в Союз писателей лишь в 1976 году – с задержкой на пять лет и вопреки сопротивлению ретроградов, сидевших в приемной комиссии[50]. К середине 1970-х годов писателя все больше и больше занимает природа взаимоотношений русских и евреев, тогда как нонконформизм становится определяющим фактором его творчества. (Об этом см. работу Романа Кацмана в этом сборнике.) Это постепенно привело к конфликту с советской системой и правлением Союза писателей СССР. Рукопись большой книги стихов «Зимний корабль»[51] с трудом продвигалась по замерзшим каналам издательства «Советский писатель» и наконец была включена в план издания на 1979–1980 годы. Ей не было суждено увидеть свет.
В 1978 году, после того как Шраер-Петров прочитал свое стихотворение «Моя славянская душа» (1975) на заключительном вечере весеннего фестиваля поэзии в Литве, разразился скандал. В этом стихотворении-протесте «славянская» душа поэта покидает его «еврейское» тело («упаковку») и прячется на сеновале: «Я побегу за ней: Постой! Что делать мне среди березок / С моей еврейскою пустой, такой типичной упаковкой?» [Шраер-Петров 2003: 50]. После возвращения с фестиваля в Москву бонзы из Союза писателей вызвали Шраера-Петрова на проработку за публичное чтение «сионистской» литературы; ему грозили черными списками. Остракизм за нарушение негласного табу на еврейскую тему избавил писателя от последних иллюзий, подтолкнув его к решению эмигрировать. Летом 2019 года Шраер-Петров так прокомментировал свой конфликт с режимом:
Я уже был член Союза писателей, это было в ‘76-м-‘77-м году… я начал писать и публично читать написанное. Я был приглашен вместе с группой поэтов [в Литву] на празднование весны поэзии. <…> И там я как раз читал только те стихи, которые я любил, понимал, что это моя душа записана на магнитофоне памяти. И особенно стихотворение «Моя славянская душа». В этом стихотворении я выразил и свою душу, и новую форму. <…> И тогда я понял, что все, я не могу. Они меня соблазняют все время, как Сатана соблазнял Адама, что я буду очень успешным поэтом-переводчиком, если я несколько стихотворений сделаю конформистских о моих, так сказать, взаимоотношениях с Россией. <…> И тут же я выступил еще с такой штукой. Я сказал, что теперь я буду подписываться «Шраер-Петров», это мое литературное имя, и я не буду по-другому. Тогда они стали снимать все мои литературные выступления, переводы… Все стало приостанавливаться. Моя книжка стихов. И так далее, и детские рассказы. Я зашел в тупик и решил уехать. Я не представлял себе, конечно, всего кошмара эмиграции. Я считаю, что это все равно кошмар для русского писателя – эмигрировать из своей родной стихии. <…> Вот тут мы и подали на выезд[52].
В начале января 1979 года писатель и его семья подали документы в ОВИР для выезда в Израиль. Получив отказ, они вошли в число десятков тысяч отказников – тех советских евреев и членов их семей, которые находились в состоянии не только поражения в правах, но, по сути, и геттоизации. Академические карьеры писателя и его жены были сломаны. Новаторские исследования Шраера-Петрова в области лечения стафилококковых инфекций, спасавшие жизни, потеряли всякое значение для властей. После его исключения из Союза писателей и шельмования в печати издание трех его книг, одна из которых (повесть о микробиологе) уже была сверстана и снабжена иллюстрациями, было остановлено. Писатель более не сможет публиковаться в СССР. В 1979 году, дежуря в лаборатории скорой помощи и подрабатывая по ночам водителем-бомбилой, Шраер-Петров задумал панорамный роман о судьбах евреев-отказников. Со временем этот замысел реализовался в трилогии об исходе советских евреев и об изуродованных судьбах отказников. В начале трилогии главный герой, доктор Герберт Анатольевич Левитин – московский профессор медицины. В ходе романа еврейство Левитина претерпевает метаморфозу, превращаясь из сковывающей этнической оболочки в историческую и духовную миссию.
Татьяна Левитина (урожденная Пивоварова), русская жена главного героя, родом из псковской деревни в Островском районе. Фиксируя с анатомической точностью непреодолимые противоречия смешанного еврейско-русского брака, Шраер-Петров одновременно представляет историю доктора Левитина и его семьи как аллегорию истории евреев в России. «Доктор Левитин», первая часть этой саги об отказниках, завершается гибелью сына Левитиных Анатолия в Афганистане, смертью Татьяны от горя и фантасмагорической местью Герберта. (О теме еврейского отмщения см. эссе Джошуа Рубинштейна в этом сборнике.)
Осенью 1980 года Шраер-Петров закончил роман «Доктор Левитин». Находясь в преисподней отказа, писатель и врач воплощал судьбу своего вымышленного героя. В течение следующих трех лет он напишет роман «Будь ты проклят! Не умирай…» – вторую часть трилогии, в сюжетные линии которой вплетены новые персонажи: активисты-отказники, палестинские торговцы наркотиками и советские гроссмейстеры. Доктору Левитину даруется любовь Нэлли Шамовой, которой суждено погибнуть в конце романа. В 1984 году рукопись первых двух частей, названная «В отказе», была переснята на пленку, а негативы тайно вывезены из СССР. Преследования писателя органами госбезопасности достигли апогея осенью 1985 года, когда в Израиле было объявлено о готовящейся публикации романа «Доктор Левитин»[53]. В 1986 году сокращенный вариант романа вышел в издательстве «Библиотека-Алия» в сборнике материалов об отказниках, названном «В отказе» – по первоначальному заглавию романа. В самой ранней критической литературе, относящейся к концу 1980-х и началу 1990-х годов, роман Шраера-Петрова был известен именно под этим заголовком[54].
В конце 1985 – начале 1986 года арест и обвинение в антисоветской деятельности стали реальной угрозой. Поздней осенью 1985 года Шраер-Петров скрывался от властей. Преследования привели к тяжелому сердечному приступу и госпитализации. Гэбисты в штатском пришли в отделение неотложной терапии Четвертой градской больницы, чтобы допросить писателя-отказника. Лечащий врач, человек большого благородства, ответила: «Если
