– Дядя, вам правда необходимо ехать в Токио? – наконец вымолвил он.

– Почему ты спрашиваешь?

– Если нет, вы могли бы подольше погостить у нас. Нам так весело с вами. И папе, и маме тоже…

– Ничего, с ними останется мой заместитель, Линди. Они каждый день будут гладить ему шею.

– Да, но Линди не умеет разговаривать. Правда, Линди? Ты не сможешь заменить дядю Хидэо.

Пытаясь скрыть смущение, Хироси опустился на корточки и, гладя собаку по шее, потерся щекой о ее бок. В голосе его слышались слезы.

Что и говорить, семья переживала трудный период, тем не менее в присутствии Таканацу все ее члены словно сбрасывали с плеч тяжелый груз и обретали способность шутить и дурачиться. Конечно, в какой-то мере это происходило благодаря стараниям самого Таканацу, но не только. Он был единственным человеком, знавшим всю подноготную их отношений, перед ним не было нужды притворяться, и они могли позволить себе роскошь быть самими собой. Мисако уже и не помнила, когда ее муж так весело смеялся. Впервые за долгое время супруги сидели в креслах друг против друга на обращенной к югу веранде, нежась на солнышке и глядя на возящегося с собаками сына. Канамэ что-то говорил, Мисако ему отвечала, и оба были от души рады приехавшему издалека гостю. Избавленные от необходимости лицедействовать, они ощущали на сердце мир и покой, и само это чувство свидетельствовало о том, что отчуждение между ними еще не достигло последней черты. И пусть оба понимали, что такое положение не может продлиться долго, им было радостно уже от этой передышки.

– Ну как, интересная книга? Я вижу, тебя от нее не оторвать.

– О да, весьма… – рассеянно пробормотал Канамэ, не поднимая глаз от книги, которую держал таким образом, чтобы никто, кроме него, не мог разглядеть иллюстрацию, – это была репродукция гравюры на меди с изображением обнаженных обитательниц гарема.

– Ты не представляешь себе, как долго мне пришлось уламывать владельца магазина «Келли и Уолш», чтобы он выписал это собрание из Англии. Наконец книги пришли, и я побежал их выкупать, так этот прохвост, отлично понимая, что я у него на крючке, запросил с меня двести долларов[64] и ни центом меньше, дескать, второго такого собрания теперь не найти даже в Лондоне и ни о какой скидке не может быть и речи. В вопросах книготорговли я полный профан, тем не менее ценой неимоверных усилий мне все-таки удалось добиться скидки в десять процентов, правда, с условием, что я уплачу всю сумму сразу, причем наличными.

– Неужели это такое дорогое издание? – удивилась Мисако.

– Не забывай, речь идет не об одной книге, а о целых семнадцати томах, – объяснил Канамэ.

– Кстати, а чего мне стоило довезти эти семнадцать томов! Как известно, это издание подпадает под категорию obscene books[65], к тому же в нем множество иллюстраций весьма пикантного свойства, и чтобы избежать неприятностей с таможней, мне пришлось упихнуть их в свой саквояж, но от этого он стал совершенно неподъемным. Короче говоря, я так намаялся, что не описать. Вообще-то, Канамэ, мне полагалось бы взыскать с тебя солидные комиссионные.

– Что же, выходит, это совсем другие «Арабские ночи»? – спросил Хироси отца. – У меня ведь тоже есть такая книжка.

Рассказ Таканацу подействовал на мальчика интригующе, и он все время пытался заглянуть на страницу, где была иллюстрация, которую отец предусмотрительно закрыл от него ладонью.

– Не совсем так. На самом деле книга «Арабские ночи» предназначена для взрослых. Но некоторые сказки подходят и для детского чтения, они-то и вошли в сборник, о котором ты говоришь.

– А в твоей книге есть рассказ про Али-Бабу?

– Есть.

– А «Волшебная лампа Аладдина»?

– Есть.

– А «Сезам, откройся!»?

– Тоже есть. Здесь есть все известные тебе истории.

– Наверно, трудно читать их по-английски, да, папа? За сколько дней ты сможешь прочитать всю книгу?

– Я не собираюсь читать все подряд, только самое интересное.

– Какой ты, однако, молодец, – похвалил Таканацу брата. – А я совсем забыл английский – пользуюсь им редко, да и то лишь на службе.

– Но ведь эта книга особенная, – возразил Канамэ. – Не понимаю, как можно устоять перед соблазном ее прочесть, даже если для этого потребовалось бы постоянно лазить в словарь.

– Увы, это занятие для праздных и богатых, вроде тебя. А я бедняк, у меня нет на это времени.

– Вот те раз! – недоуменно произнесла Мисако. – А как же слухи про ваше внезапное богатство?

– Я действительно сколотил солидный капиталец, но тут же все и потерял.

– Каким образом?

– Играл на бирже и погорел на котировке доллара.

– Кстати, я хочу рассчитаться с тобой, пока не забыл. Сколько будет сто восемьдесят долларов в переводе на иены?

– Зачем же платить? Таканацу-сан привез вам эти книги в подарок.

– Вы совсем потеряли совесть, мадам! – возмутился Таканацу. – Ничего себе подарочек за сто восемьдесят долларов! Я привез эти книги не по собственной воле, а по требованию вашего мужа.

– А как насчет подарка для меня?

– Ой, совсем забыл… Поднимемся ко мне. У вас будет возможность выбрать себе подарок по вкусу.

Мисако с гостем направились на второй этаж, где помещалась отведенная ему комната.

7

– Ой, ну и смрад тут у вас! – воскликнула Мисако, едва они вошли в комнату, и принялась судорожно обмахиваться ладонью. Затем, прикрыв лицо рукавом кимоно, поспешила распахнуть настежь все окна. – Ну и смрад! Право же, Таканацу-сан! Неужели вы по-прежнему едите эту гадость?

– Конечно. А потом заметаю следы с помощью первоклассных сигар.

– В сочетании с табачным дымом эффект получается убийственный. Да еще при закрытых окнах! Я жалею, что одолжила вам спальное кимоно, прошу больше его не надевать.

– Чепуха! После стирки запах исчезнет. Да и какой смысл конфисковывать его теперь, когда вред уже нанесен!

Пока они были в саду, Мисако ничего не почувствовала, но здесь, в замкнутом помещении, было невозможно дышать из-за скопившегося за ночь табачного дыма, смешанного с запахом чеснока. «Живя в Китае, – объяснял Таканацу, – приходится по примеру местных жителей употреблять чеснок в неимоверных количествах. Это позволяет уберечься от многих тамошних болезней». В Шанхае неизменной частью его ежедневного рациона служили блюда китайской кухни, обильно сдобренные чесноком. «Китайцы ко всему добавляют чеснок, – рассказывал он. – Без него китайская кухня попросту немыслима». Даже приезжая в Японию, он привозил с собой запас сушеного чеснока, мелко крошил его ножичком, заворачивал в облатки и принимал как лекарство. Таканацу не