– Сынка с дружками Чачин Борис Николаевич от всех грехов отмазывал. А позже, когда начальником района стал, так уж ясное дело, все замял и затер, даже в архивах.

– Вот почему информацию от них получить не удается… – задумчиво проговорил Алексей. – Он и теперь там рулит?

– Нет, он в Москве получил назначение. Рука руку моет, везде были у них свои. А вскоре Борис Николаевич в бизнес подался. Андрейка тоже, как его папаша. Как все они, бандиты. Надо же куда-то награбленное девать.

– Чачин Андрей, стало быть… Вот этот?

Детектив ткнул ногтем в снимок, прямо в смеющийся оскал одного из молодых людей. Резцы хищно выглядывали из-под верхней губы, глаза – два узких кинжальных лезвия. Типичная маска, которую старались надеть на себя все бандитствующие «реальные пацаны». Маска под названием «пощады не жди». Чтобы любой бросивший взгляд на нее мгновенно устрашился.

– Где он живет теперь?

– Не могу сказать. Тут в Колокольцах есть дом его, отец еще строил, три этажа отгрохал, но до отделки так и не дошло. Когда папаша Чачин помер – подстрелили его, словил он все-таки пулю, – Андрюшка пытался дом продать, да только покупателей не нашлось. С тех пор недострой так и стоит.

– А вот этот тоже Андрей, кличка Колесо, – указал на четвертого парня детектив, – он где теперь?

– Колесников? На кладбище.

– Бандитские разборки?

– Проще: спился. Печень стала как губка: выжми ее, водяра потечет. К тому же тогда паленой много ходило, а парень любой алкоголь употреблял, лишь бы градусы в нем плавали.

– В доме Чачина охрана есть? Должна быть, не то бы его давно разнесли по щепочке, верно?

– Живет там один охранник, – кивнул Федор Петрович. – Пообщаться желаете?

– Пока не знаю, – уклончиво ответил детектив.

Бывший участковый посмотрел на него со странным выражением. Осуждающим, сказал бы детектив. Но в чем тут дело, не понял.

– Выпьем еще? – спросил он, протягивая свою стопку хозяину.

Он очень надеялся, что Федор Петрович станет разговорчивее под действием алкоголя.

Тот налил себе и гостю, опрокинул самогон, не чокнувшись. И вдруг криво улыбнулся.

– А ты-то что не пьешь, детектив? – спросил он, тщетно пытаясь вернуть улыбку на место. – Меня споить надеешься? Чтоб я тебе все рассказал, да?

– Не без этого, – усмехнулся Алексей, решив, что лучше не отпираться.

– А я тебе больше ничего не скажу.

Самогон подействовал наконец, ура. Однако, хоть мышцы его лица уже и отправились в несанкционированное путешествие – рот съехал влево, один глаз сузился и покраснел, – Федор Петрович все еще контролировал речь.

– И отчего же? – дружелюбно улыбнулся детектив, еще не расставшись с надеждой завоевать расположение Федора Петровича. – Вам покрывать их вроде как незачем.

– Думаешь, не понял я, чего ты ищешь? Да все я понял! Не знаю, на кого ты работаешь, но пить дать: стрелка найти пытаешься… Чего вылупился, детектив? Ну да, в новостях не сообщали. Так у меня друзья в полиции остались, порадовали хорошей новостью.

– Хорошей? Что двух человек убили?

– Да то разве люди были?! Дерьмо собачье. Поделом им.

– Вот оно что… Поэтому вы не хотите мне рассказывать подробности? Чтобы я стрелка не вычислил?

– Раз уж нашелся добрый человек, который избавляет землю от этого говна… Благослови его Господь!

М-да. Ясно, имен от Федора Петровича не добиться.

Или добиться? Если спровоцировать?

Алексей немного посоображал, ища фразу, которая могла бы послужить красной тряпкой для быка.

– По закону, – заговорил он, следя за выражением лица собеседника, – убийца должен сидеть. Никто не имеет права заниматься самосудом…

Он думал, Федор Петрович его убьет. Тот вскочил столь стремительно, что опрокинул табурет. Грозно навис над детективом, держась рукой за стол, чтобы не рухнуть, и, дыша ему в лицо сивухой, принялся орать, выкрикивая отборные ругательства в адрес малолетних бандитов, их отцов и покрывавших всех ментов… Так и до Ельцина дошел.

Провокация, увы, не привела Киса к желанной цели: ни имен, ни конкретных темных дел бывший участковый не сообщил.

Алексей поднял ладонь вверх, чтобы остановить поток брани. Молча встал и покинул дом.

* * *

Дождь утих; солнце, необычно щедрое в эти первые дни осени, прытко обсушивало землю – аж пар шел. Алексей осмотрелся. Как сказал Федор Петрович? Соседка, Мария Зябликова… И муж хороший там засветился в контексте. В деревне хороший муж – это рукастый муж. Так что вон тот ближний дом, опрятный и нарядный, вполне мог принадлежать семье Зябликовой.

На звонок в ворота дверь дома приоткрылась, из нее выглянула миловидная девушка лет двадцати с небольшим.

– Мария Зябликова? – спросил Алексей и запоздало сообразил, что той должно быть около сорока.

Девушка вышла на высокое крыльцо.

– Это моя мама. Но ее нет сейчас, она вообще-то в городе давно живет.

– А вы, значит, ее дочка…

– Да, Катя.

Мария родила ребенка от одного из бандитов и была тогда несовершеннолетней, как сказал участковый. Однако она может знать что-то важное для расследования, расспросить надо бы – мало ли что всплывет в ее памяти.

– Не могли бы вы дать мне адрес мамы? Или номер телефона?

Поскольку Катя переговаривалась с ним с крыльца, не спустившись к воротам, Алексей был вынужден говорить громко. Неудивительно, что за ее спиной в дверном проеме вдруг нарисовалась какая-то фигура. Детектив было решил, что это Катин муж. Но оказалось – бабушка.

Бабушка должна помнить! Да здравствует бабушка!

Алексей напросился в гости, сказавшись журналистом, который собирает материалы для статьи. Не то, не ровен час, вдруг и бабушка примется благословлять убийцу бандитов и ничего не скажет, узнав, что гость – частный детектив. Тогда как на прицеле у стрелка теперь наверняка последний из четверки, Андрей Чачин, и следовало бы, конечно, предотвратить новое убийство…

Лучше бы его посадить. Пусть Федор Петрович ничего ему толком не рассказал, Алексей знал, что творили в те годы бандиты. И его врожденное чувство справедливости рьяно протестовало, когда он видел их лица (хочется сказать рожи) на экране телевизора. Бизнесмены и депутаты в дорогих костюмах, с охраной, уважаемые люди нынче. И Чачин – овощ с той же навозной грядки.

Однако расспросить бабушку следовало. Как обойтись с полученной информацией, он подумает потом. Сначала нужно ее добыть.

Тамара Ивановна – так звали бабушку Кати – на просьбу рассказать, что случилось с дочкой в девяностые (под обещание «журналиста» имен в статье не упоминать), первым делом плотно прикрыла дверь в комнату. Бабушка убедилась, что внучка вышла с ребенком во двор («Иди, Катюша, погуляй с малой, солнышко, вишь, выглянуло!»), и