от МАО: взять с собой Бакланова и Крымского, позднее Протасова[343]. Хотя рукой Успенского поверх письма значится: «Предложения, сделанные слишком поздно!»[344] -однако предполагаемых участников взять с собой получилось.

Примечательно, что ближе к лету, наблюдая за сборами, МАО во главе с графиней Уваровой не рекомендует Ф. И. Успенскому отправляться в Трапезунд второй раз, указывая на плохую подготовленность участников экспедиции и ее организацию[345]: «Дни будут растрачены, – писала Уварова, – успехов будет так же мало, как и в первый раз, особенно[346] уже потому, что вы берете с собой (Н. К. Клуге и H. Е. Макаренко) людей, вовсе не подготовленных к обследованию древнехристианских[347] памятников. Макаренко занялся раскопками и в последнее время иконописью, но <…> этого мало для Трапезунда». 12 апреля 1917 г. Н. К. Клуге получает вторичное приглашение участвовать во второй Трапезундской экспедиции[348] и на этот раз сдается. Правда, летнее время для экспедиции было действительно неподходящим, и большинство из участников болело малярией[349] как в первый раз (1916 г.), так и во второй (1917 г.)[350].

Вот как описывает впечатление от второго посещения Трапезунда летом 1917 г. Н. К. Клуге: «При отъезде в сентябре прошлого года из Трапезунда Феодосий[351] запер три мечети-церкви – Св. Евгений, Панагия Хрисокефалос и Св. Софию, ключи от которых отдал генералу Шварцу, поручив ему охрану этих памятников. Когда в первый же день по приезде в Трапезунд я обошел эти мечети, то оказалось, что они открыты, а из Св. Софии не только унесены все имевшиеся там доски от полов, но двери даже сняты, а в колокольне сбита нижняя часть лестницы. В Хрисокефалос, куда турками были снесены наиболее важные архивы, нетронутыми оказались только те немногие книги и бумаги, которые Успенский спрятал в одном из помещений. Весь же архив, оставленный Усп[енским] на хорах без всяких мер охраны, был почти весь растаскан местными грекосами на оберточную бумагу.

В Св. Евгении взломаны… решетки в одном окне, через которое вытащены все оставленные там нами доски, прикрывавшие мозаичный пол. На северной стене вновь открыта часть фресок, сильно изуродованная неумелыми руками грекосов, открывавших их[352].

Названные три мечети были отведены под лазареты и постой маршевых рот. Феодосий уехал в сентябре, а в октябре мечети были уже открыты, и тогда же уже в них делалось все то, о чем писал в «Русских ведомостях» прапорщик А. С. Серебровский[353], обвинявший прошлогоднюю экспедицию в варварском уничтожении фресок и непринятии мер к охране памятников! Вообще, весь шум о варварском обращении с фресками в прошлом году -сплошная ерунда. Кричать начали те, кому хотелось подложить свинью Феодосию и насолить Шмиту. В этом году ни Протасов, ни Бакланов[354] ни слова не сказали о варварском способе сбивания штукатурки, а таким же самым способом и сами снимают ее, когда в этом кое-где оказывается надобность. В прошлом году много говорилось о том, что в Трапезунд необходимо командировать специалиста по очистке фресок. Народа в этом году приехало много, а специалиста по очистке опять нет, так[355] что фрески будут сфотографированы в таком виде, что на снимке ничего не выйдет, тем более что пантохроматических пластинок экспедиция не взяла с собой. Вообще, потеха будет хорошая: осталось меньше месяца, а еще ничего не сделано!»[356]

Отчеты об экспедиции сохранились в фонде РАИК и представлены как отчет о деятельности Института. В черновиках доклада академика Успенского о результатах экспедиции 1917 г. можно найти следующие строки:

«I. Выяснено значение рукописного материала и громадного архива, оставшегося после турок. 6 ящиков с рукописями и книгами вывезены из Трапезунта и сданы на хранение в разные учреждения. Главная масса актов, судебных дел и документов (до 1500 или 2500? пудов) охранена от расхищения, подделки и разного рода эксплуатации, передана под охрану специально созданной организации.

II. Исследованы церкви – мечети с точки зрения архитектуры и живописи. Произведены измерения и планы 4 крупных памятников, сделаны копии в красках с наиболее важных из вновь открытых фресок; изготовлено до 20 акварельных рисунков[357].

III. Начато детальное изучение трапезунтского кремля и стен, причем получены особо нужные наблюдения, которые возбуждают много новых запросов как по истории Трапезунта, так и по значению для науки добытых нами материалов»[358], увы, впоследствии частично рассеянных войной и революцией.

§ 2.2. Условия работы

Оценка ситуации на Кавказском фронте и общие условия работы

Наиболее подробным трудом о Трапезундской экспедиции Ф. И. Успенского, освещающим все стороны деятельности экспедиции, до нынешнего исследования оставалась статья Е. Ю. Басаргиной. В ней Е. Ю. Басаргина сделала обзор фондов Санкт-Петербурга, предоставляющих информацию об экспедиции, были рассмотрены некоторые основные результаты работы экспедиции, но отмечалось, что участниками не было создано монументального издания результатов[359]; также были упомянуты все основные проблемы, с которыми столкнулась экспедиция – организация труда, отношения с военным командованием, проблемы с местным населением. Организация жизни в Трапезунде после занятия его русскими войсками рассматривается в статье X. Д. Акарджи «Трабзон становится Трапезундом: превращение османского города в русский»[360].

В 1920-е гг.[361] в статье «Малая Азия и Черноморье» Ф. И. Шмит напишет: «Мы уже немного знаем турецкое искусство Малой Азии – очень немного, очень неудовлетворительно, конечно, но в общих чертах знаем. Надо надеяться, что новая Турция и сама приложит усилия к тому, чтобы сохранить и изучить вещественные памятники прошлого и допустить к этой работе международную науку»[362]. Частично это осуществилось: на Западе было издано некоторое количество исследований по этим памятникам[363]. Однако до сих пор в вопросе научного изучения этих памятников не последнюю роль играют национальный и религиозный вопросы.

Описывая Трапезундскую операцию, военный историк H. С. Новиков отмечал: «С овладением Трапезондом кавказская армия, действовавшая на Эрдзинжанском и других направлениях, получала железную дорогу на Эрзерум, которая позволяла организовать подвоз снабжения морем и которой в свое время пользовались для того же турки»[364]. Генерал А. А. Эбергард, командующий Черноморским флотом, не придерживался этой более распространенной точки зрения: считал, что для возможности «организовать правильный подвоз снабжения для армии непосредственно в районе Трапезунда необходимо устройство военного порта в Платане[365] как единственном подходящем месте к западу от Ризе»[366]. Помимо трений внутри местного военного командования, «опыт совместных действий на этом фронте показывал,