В. фон Шварца: «Шварц только строитель укрепленного района <…> и, хотя независим от генерала Яблочкина, командира 5 корпуса, но последний здесь на правах генерал-губернатора и частенько-таки сует палки в Шварцовские колеса. Отношения между генералами вежливые, но натянутые, и Шварц спит и видит, как бы ему избавиться от верховной опеки Яблочкина»[436]. В записках, сделанных А. В. фон Шварцем в Буэнос-Айресе в 1930 г. и уже частично цитировавшихся нами выше, генерал с не меньшим разочарованием пишет об этом же: «В городе не было единой власти, и когда я был назначен для организации там крепости, я нашел там Штаб командира 5-го Кавказского Корпуса, который был Старшим; Командира Порта, подчиненного непосредственно Командующему флотом и заведывающего[437] этапным пунктом, подчиненного Командующему Армией, коему также подчинялись и Госпиталя и Склады. Позже, когда Штаб 5-го Корпуса ушел и я был назначен Комендантом Укрепленного Района, все же Порт продолжал подчиняться флоту, а Склады, Госпиталя, Мастерские и Команды – Командующему Армией. Ему же подчинялась и организованная генералом Юденичем контрразведка. Я пользовался над ним лишь властью Начальника Гарнизона. Часто, поэтому между учреждениями, подчиненными разным Начальникам, возникали недоразумения и трения и приходилось тратить много сил и времени для их улаживания»[438]. Последствия для военного времени были порой непростительны. От 21 октября 1916 г. С. Р. Минцлов оставляет следующую запись, удивляясь тому, что можно, оказывается, голодать и при наличии муки: «Сгнило 120 000 пудов муки, 100 000 пудов ячменя и 60 ООО пудов сена», потому что за семь месяцев никто не удосужился сделать над этими продуктами навеса[439].

Нехватка рабочих рук приводила к тому, что один и тот же человек мог занимать сразу несколько должностей: так было и с С. Р. Минцловым[440]. Он был «и Начальником Округа, и Председателем Продовольственного Комитета, и Редактором газеты, и кандидатом в Городские Головы и естественно должен был сделаться Губернатором <…>, но не один С. Р. Минцлов исполнял сразу несколько должностей… район был большой, дела очень много, а людей было очень мало! Поэтому и приходилось наваливать на одного несколько должностей, все были перегружены, но избегнуть этого было невозможно… И все офицеры Штаба моего и многие инженеры исполняли одновременно по несколько должностей», – пишет А. В. фон Шварц[441].

Отзыв на книгу С. Р. Минцлова А. В. фон Шварц оставил довольно большой, преследуя цель заступиться за подчиненных и представить события в более приглядном свете. Он исправляет некоторые неточности, допущенные

С. Р. Минцловым, а также недостоверную, с его точки зрения, информацию о выделении средств на Трапезундский укрепленный район[442]. В первую очередь А. В. фон Шварц занят положительной характеристикой лиц, о которых С. Р. Минцлов оставил не слишком лестные отзывы[443]. Не менее отрицательный и «достойный», как пишет Я. И. Кефели в письме к А. В. фон Шварцу, отзыв о книге оставил и Кефели, городской голова, в одной из своих статей «С генералом Шварцем в Карсе, Трапезунде и Одессе»[444].

К сожалению (потому что записки эти служат дополнительным источником по истории Трапезунда в годы Первой мировой войны), опубликовать этот отзыв А. В. фон Шварцу не удалось (здесь эти выдержки, видимо, приводятся впервые)[445]: «Я предполагал публиковать эти мои записки тотчас по их окончании, но для этого нужно было ехать в Европу, а это до сих пор не осуществилось и не знаю – осуществится ли и когда»[446].

Впрочем, такое отрицательное отношение А. В. Шварца (и других его знакомых) к написанному С. Р. Минцловым было вызвано в основном тем, что письма С. Р. Минцлова к нему имели (с точки зрения генерал-лейтенанта) несколько другой характер, чем отзывы в книге: «Глубоко верю, что если бы Вы были в Крыму, то перекопской трагедии не было бы»,[447] – пишет он также з декабря 1920 г. из Белграда своему бывшему начальнику. Несмотря на критичные оценки (которые тот, впрочем, мог считать не таким обидным делом, как А. В. Шварц), нужда заставляет С. Р. Минцлова также вновь справляться у А. В. Шварца о работе: «Сижу теперь и гадаю на бобах, что делать? Средства подходят к самому концу, и через несколько месяцев придется купить шарманку и ходить по улицам и глотать шпагу – культурнее этого занятия здесь, в Сербии, не подыскать. Нет ли у Вас чего-либо в виду для меня – начиная от литературной части и кончая чем угодно?»[448]

Межнациональные отношения и их влияние на ход работы экспедиции

Вопрос работы Трапезундской экспедиции по охране памятников и научной работе в основном был связан с отношениями с местным населением и духовенством, как мусульманским, так и православным. Однако Ф. И. Успенскому удалось частично привлечь митрополита на свою сторону благодаря в том числе пожертвованиям на «нужды духовных чад трапезундской эпархии»[449]. Однако Ф. Μ. Морозов в письме к Н. И. Веселовскому сообщает, что «местные знатоки обижаются, что русские начали охрану, а между тем не могут справляться со взломами, производимыми русскими солдатами. И мне кажется, не сами ли они подсылают этих взломщиков, дабы иметь чем упрекать русск[их]. Митроп[олит] говорит: он сам охранит, а между тем ничего он не делает, а только мешает. Мною сделано все, что можно, на все упреки митрополита и др. я сумею ответить, но могил никому без Вашего разрешения] вскрывать не дам и фресок портить»[450].

Сразу после занятия Трапезунда о межнациональных отношениях был составлен особый рескрипт, где отмечалось, что трапезундский округ теперь подчиняется законодательству Российской империи, которое «не допускает обид, а тем более грабежей и насилий над населением, какой бы национальности оно ни было», потому что все перед законом равны[451]. Неисполнение строго каралось.

Местное население до 1915 г. в Трапезунде было более разнородно, но после трагических событий армянского геноцида к приходу русских войск в город там оставались только греки и турки. Свидетельство о «правительственно организованной резне» армян содержит записная книжка академика Ф. И. Успенского, посланного в прифронтовую полосу в качестве руководителя Трапезундской экспедиции[452]: «Не менее 9 тысяч пострадали в городе Трапезуйте. Сначала устроили выселение, а дорогой бесчеловечно избивали в некотором удалении от города. Резня произведена по всему анатолийскому побережью до Синопа. Погибли не один десяток тысяч. За избиением последовало разграбление»[453]. Как сообщает в воспоминаниях бывший городской голова доктор Я. И. Кефели, «когда