Передышка длилась недолго. Уже на следующий день нам пришлось вернуться к работе. Меня отправили с небольшой группой примерно из пятнадцати человек в Крематорий III. Поскольку я представился парикмахером, унтеркапо, встречавшие нас в крематории, дали мне в руки очень длинные ножницы, вроде тех, что используют портные для раскроя ткани. Затем нас отправили в помещение, где нужно было работать, вкратце объяснив, что требуется.

Я тут же столкнулся с мертвыми. Заключенные из предыдущего состава только что были отравлены газом, и люди из зондеркоманды уже извлекали трупы из газовой камеры. Их помещали в своего рода атриум, а затем поднимали в крематорий. Там я должен был стричь погибшим волосы. Нас было трое или четверо. Затем приходили два «стоматолога», они удаляли золотые зубы жертв, которые складывали в специальную маленькую шкатулку. Кроме них, к ней было запрещено кому-либо приближаться. Одним из «стоматологов» оказался мой друг Леон Коэн. Ему дали специальные клещи и маленькое зеркальце. Помню, что, когда он понял, что нужно делать, то чуть не свалился в обморок. С первыми трупами он справлялся довольно проворно, быстро открывая им рот и удаляя золотые зубы. Через какое-то время, однако, делать это стало сложнее, поскольку трупы успели закоченеть и нужно было с усилием разжимать им челюсти.

Что вы увидели в газовой камере, когда прибыли туда?

Я не был среди тех, кто должен был выносить трупы из газовой камеры, однако потом мне часто приходилось это делать. Те, кому поручали это задание, начинали вытаскивать трупы руками, но уже через несколько минут их руки становились грязными и скользкими. Чтобы не прикасаться непосредственно к телу, они использовали ткань, но, конечно, через несколько минут и она становилась грязной и мокрой. Поэтому нужно было что-то делать. Некоторые пытались перетаскивать тела с помощью ремня, но на самом деле это делало работу еще более утомительной, ведь ремень приходилось каждый раз застегивать и расстегивать. В итоге проще всего оказалось использовать трость, которой труп поддевали за шею. Это хорошо видно на одном из рисунков Давида Олера[28]. Недостатка в тростях не было: всех пожилых людей отправляли на смерть. По крайней мере, так не нужно было тянуть тела за руки. А это было очень для нас важно. Не столько из-за того, что не нужно трогать трупы, сколько из-за того, как именно те люди умерли. Это была мерзкая, грязная, насильственная смерть, трудная и разная для каждого.

Я никогда никому не рассказывал об этом. Это так тяжело и печально, что мне трудно говорить о том, что я видел в газовой камере. Там можно было встретить людей с глазами, выскочившими из глазниц из-за нагрузки на организм. У других отовсюду текла кровь, они были измазаны своими и чужими экскрементами. Под воздействием газа и ужаса происходящего из организма часто все выходило наружу. Некоторые тела были очень красными, другие – очень бледными. Все реагировали по-разному. Но все без исключения умирали в муках. Многие думают, что люди умирали сразу же после того, как пускали газ. Но что на самом деле это была за смерть! Людей находили вцепившимися друг в друга в отчаянных попытках глотнуть воздуха.

«После газовой камеры», Давид Олер, 1946 г. Акварель и индийские чернила по бумаге. Мемориальный музей борцов гетто, Израиль

Пущенный на землю газ выделял снизу кислоту, и все пытались найти воздух, даже если приходилось карабкаться друг на друга, пока не умирал последний. На мой взгляд (я не могу быть уверен, но мне кажется), многие люди умирали еще до того, как пускали газ. Они были в такой тесноте, что самые слабые и маленькие неизбежно должны были задохнуться. В такой ситуации, в таких муках любой перестает думать о других и ищет лишь возможности спастись самому. Таково было действие газа. Картина, которая открывалась за распахнутой дверью, была невыносимо ужасной, вы даже не можете себе представить, каково это.

Первые несколько дней, несмотря на голод, мне было трудно прикоснуться к куску хлеба, который нам давали. Запах задерживался на моих руках, и я чувствовал себя оскверненным этой смертью. Со временем, постепенно мне пришлось привыкнуть ко всему. Все стало для нас рутиной, о которой больше не нужно было думать.

Можете ли вы подробно описать процесс прибытия нового состава?

Каждый раз, когда прибывал новый состав, люди входили через большие ворота крематория и направлялись к подземной лестнице, ведущей в раздевалку. Прибывших было так много, что можно было видеть, как очередь растягивается, словно длинная змея. Когда первые входили, последние еще оставались в сотне метров позади. После отбора на платформе первыми входили женщины, дети и пожилые люди, за ними следовали мужчины. В раздевалке вдоль всей стены стояли вешалки с номерами, а также небольшие деревянные настилы, на которые можно было сесть и раздеться. Немцы издевались над людьми, веля им запоминать номера, чтобы после «душа» было легче найти свои вещи. Через какое-то время они также добавили указание связывать обувь парами.

«Блоки со II по V в Освенциме II – Биркенау», Давид Олер, 1946 г. Акварель и индийские чернила по бумаге. Мемориальный музей борцов гетто, Израиль

На самом же деле это было нужно для того, чтобы облегчить сортировку одежды, когда она попадет в Kanadakommando. Обычно такие инструкции давал эсэсовец, стоявший в карауле, однако иногда и человек из зондеркоманды, говоривший на языке заключенных.

Чтобы успокоить людей и обеспечить быстрое прохождение всей процедуры, немцы также обещали им еду сразу после «дезинфекции». Многие женщины спешили прийти первыми и поскорее покончить с этим. Тем более что дети, напуганные, оставались рядом с матерями. Для них, даже больше, чем для остальных, все должно было быть особенно странным, тревожным, темным и холодным.

Раздевшись, женщины входили в газовую камеру и ждали, думая, что находятся в душевой с лейками над головой. Они никак не могли понять, где находятся на самом деле. Иногда какая-нибудь женщина, одолеваемая сомнениями, не увидев воды, подходила к одному из двух немцев, стоявших перед дверью. Ее тут же начинали жестоко избивать, заставляя вернуться на место. Желание задавать вопросы улетучивалось.

«В комнате для раздевания», Давид Олер, 1946 г. Акварель и индийские чернила по бумаге. Мемориальный музей борцов гетто, Израиль

«В газовой