Во время моего пребывания в карантинной зоне произошел еще один запоминающийся случай. Это было всего через несколько дней после нашего прибытия. К нам подошел капо и сказал, что если мы согласимся выполнить дополнительную работу, то он даст нам двойную порцию супа. Мы все были согласны, потому что голод был невыносимым. Я попал в десятку человек, отобранных для выполнения этой работы, однако мои братья туда не пошли. Капо заставил нас взять телегу, вроде той, на которой возят сено. Вот только вместо лошадей в нее запрягли нас. Мы направились в барак, расположенный в конце карантинной зоны. Его называли Leichenkeller – комната для трупов. Когда мы открыли дверь, нас обдало отвратительным смрадом – это была вонь разлагающихся тел.

Я никогда раньше не проходил мимо этого барака, так что только теперь узнал, что его использовали для хранения заключенных, умерших в карантине. Каждое утро небольшая группа заключенных ходила по баракам, чтобы забрать тела тех, кто скончался за ночь. Их складировали в Leichenkeller, а затем отвозили в крематорий, чтобы сжечь. Трупы могли лежать там, разлагаясь, по пятнадцать – двадцать дней. Те, что были в самом низу, из-за жары уже находились в состоянии глубокого разложения.

Если бы я знал, что нашей «дополнительной работой» будет отвозить трупы в крематорий, то предпочел бы умереть от голода, чем делать это. Но когда я понял, было уже слишком поздно. В комнате было, наверное, сто или сто двадцать трупов. Нам пришлось трижды возвращаться туда, чтобы перевезти их все на телеге.

Когда мы подъезжали к воротам Крематория III, капо должен был позвонить в колокол, чтобы люди из зондеркоманды пришли и забрали тележку с трупами. Кроме них, ни один живой заключенный не мог войти в крематорий или выйти из него. Поэтому они сами выгружали телегу, прежде чем вернуть ее нам.

Вам удалось что-нибудь разглядеть? Внутренний двор, здание?

Нет, в тот день я не увидел ничего на территории крематория. Они едва приоткрыли ворота. Видно было лишь четырех заключенных, которые сделали это и забрали тележку. Я слышал, что у тех, кто работал в крематории, была возможность получить дополнительные ложки и другие полезные в лагере вещи. Поэтому, когда вернулся туда во второй раз, я осторожно спросил у человека, открывшего ворота, нет ли у него ложки, чтобы дать мне. Он ответил: «Nicht jetzt, später!» («Не сейчас, потом!») Когда я пришел в третий раз, он действительно дал мне две ложки. Одну я отдал брату, но мы делились ими с нашими двоюродными братьями. Ложками было очень удобно выскребать дно миски, тем самым не теряя ни одной калории из еды, что нам выдавали. Когда мы ели ложкой, казалось, что мы съедали больше.

К счастью, нам больше не пришлось выполнять эту ужасную работу. На следующий день, когда разливали суп, капо дал нам двойную порцию, как и было обещано.

Что вам было известно о том месте, куда увозили трупы?

Я знал, что это крематорий. К тому времени я уже понимал, что это значит. Находясь в карантине, мы постоянно видели дым, выходящий из трубы, и невозможно было укрыться от едкого запаха горящей плоти, который распространялся по всему лагерю. Я быстро понял, что это место, где сжигали мертвых, но только когда работал в крематории, я узнал, что это также место, где людей массово травили газом по прибытии в лагерь.

Как вас отбирали в зондеркоманду?

Мы провели три недели в карантине, и однажды к нам приехали немецкие офицеры. Мы не часто видели немцев в карантине. Обычно это были капо, которые отвечали за порядок. Эти же офицеры подошли ко входу в наш барак и приказали капо выстроить нас в шеренгу, как на перекличке. Каждый должен был сказать, какую работу он умеет выполнять. Даже если мы ничего не умели, все понимали, что нужно хотя бы врать. Когда подошла моя очередь, я сказал, что парикмахер. Леон Коэн, один друг из Греции, который всегда был с нами, сказал, что он дантист, хотя на самом деле работал в банке. Он думал, что его посадят в стоматологическую клинику делать чистку зубов – так он хотя бы будет в тепле. Я же решил присоединиться к заключенным, работающим в Zentralsauna. Я видел, что это не слишком сложная работа, и там было тепло. На деле же все вышло совсем не так, как мы думали. Немец отобрал восемьдесят человек, в том числе меня и всех моих братьев.

На следующее утро, около девяти часов, мы рядами отправились в сектор BIId (Lager d)[21]. Это был сектор людей в Биркенау. Войдя в Lager d, я был сильно впечатлен. Сначала наша группа прошла через барак СС, такие расположены у входа в каждый сектор, чтобы следить за тем, кто входит в лагерь и кто его покидает. За бараком справа я сразу же увидел бассейн, наполненный водой. Я поднял глаза к виселице, расположенной на углу бассейна. Это зрелище произвело на меня огромное впечатление, и я подумал: «Какой замечательный прием они приготовили для нас!»

Lager d состоял из бараков, расположенных в два ряда. Первые две постройки, более просторные, чем остальные, использовались как кухни. Посреди всего этого находился барак зондеркоманды[22]. Войдя, я увидел одного заключенного, который, похоже, ждал нас. Не знаю, почему он подошел ко мне, но он спросил меня дружелюбно: «Retst yiddish?» («Говоришь на идише?») Я никогда не слышал идиш в Греции, но с тех пор, как оказался в лагере, был вынужден адаптироваться, и благодаря нескольким немецким словам, которые выучил, торгуя с солдатами, я научился говорить на нем. Наконец-то мы могли понять друг друга! Он спросил меня, откуда я родом и не голоден ли. После тюрьмы в Афинах, одиннадцатидневного путешествия и трех недель в карантине я так затянул пояс, что едва мог дышать. Конечно, я был голоден! Я всегда был голоден, однако теперь голод стал навязчивой идеей. Заключенный сходил за едой и вернулся с большим куском белого хлеба с джемом. Кусок был достаточно большим, чтобы я мог разделить его с братьями. Для нас это было все равно что есть икру – немыслимая роскошь в той дыре. Заключенный спросил меня, знаю ли я, какую работу нам предстоит выполнять. Я ответил, что для меня это не имеет значения. Главным было получать достаточно еды, чтобы выжить. Он сказал, что это не проблема, что еды будет