– В детстве, в детстве, – недовольно пробормотал Шайдуков, – у кого оно было, детство это, а у кого и нет.

– К хамству и злу особенно чувствительны сосуды сердца, чуть что – не выдерживают. Не обращайте вы внимания на этого красивого хамоватого летуна! Он – тьфу!

– Почему ты так считаешь?

– Да я видел, как вы расстроились, когда он ни с того ни с сего заторопился.

– Ну, заторопился он и с того и с сего, а в остальном ты прав: он – тьфу! – Шайдуков стрелой взлетел на крыльцо райотдела.

Третья дверь направо была дверью Хомыря.

– Мне нужен ордер на арест, – с порога потребовал Шайдуков.

– Не слишком ли скоро? – холодно поинтересовался Хомырь. – Кто быстро бегает, тот мало живет. Знаешь такую присказку?

– Нам надо немедленно арестовать Сметанина. Это с его самолета сбрасывают старателей.

– Це-це-це! – Хомырь насмешливо наклонил голову набок. – И какие же доказательства у тебя для этого имеются? – Что-то трескучее, надорванное появилось в голосе капитана, словно бы речь шла не о Сметанине, а о нем самом, выцветшие глаза Хомыря от недоумения вроде бы даже порыжели.

И откуда было знать Шайдуакову, что Хомырева дочка встречается с летчиком Сметаниным и дело зашло настолько далеко, что вопрос уже стоит о свадьбе, Сметанин пробовал по привычке увильнуть, но Хомырь надел парадную форму с обязательным набором медалей за выслугу и явился к летчику в его неприбранную квартиру, подивился, чего же Игорь – такой чистюля, за собой следит, а за жильем нет, и, пока летун мямлил что-то невнятно, поставил вопрос ребром: женится он на Лильке или нет?

Жених попробовал еще раз увильнуть, напустить дыма, затуманить обстоятельства, но Хомырь был не из тех, с кем такие штуки проходят, он приподнял полу парадного кителя и расстегнул кобуру пистолета: женишься, негодяй, или нет?

Негодяй не ожидал такого сюжетного поворота, поднял руки на манер фрица, сдающегося в плен доблестному бойцу Красной армии:

– Да разве я говорил Лиле, что не женюсь на ней? Такого не было.

– Вот молодец! – вскричал Хомырь высоким голосом. – Не то у Лильки уже это самое вспухло. – Он потыкал пальцем в живот. – Скоро начинка в подбородок упрется… Кто ей пупок натер? Телеграфный столб? Джинн из бутылки? Или небесный тихоход из одноименного фильма? Отвечу напрямик – небесный тихоход!

Жаль, не знал об этом разговоре Шайдуков, не то бы повел себя по-другому и обязательно обратил бы внимание на брюзгливую трескучесть, появившуюся в голосе Хомыря, – вообще-то он ее засек, не пропустил мимо, решив, что такой недовольный тон вообще положено иметь начальству и чем ниже начальство, тем скрипучее голос, – в общем, промахнулся старший лейтенант и на чистом асфальте наступил на свежий коровий блин.

Понял это, только когда рассказал Хомырю о зажигалке, о том, как побывал на Сениной стоянке, о своих прозрениях и выкладках, – у него возникло желание отработать задний ход, но было поздно.

– Философ! – произнес Хомырь таким тоном, каким изо рта выплевывают ругательства. – Психолог! Перепутал дедукцию с индукцией. Пхи! Ничего себе преступничка нашел! Да мне прокурор за Сметанина оторвет ноги вместе с тем, что около них растет!

– Выходит, вы считаете, что подозрения мои яйца выеденного не стоят? – натянутым голосом спросил Шайдуков.

– Вот именно! Ты точно сказал – не стоят выеденного яйца. Не стоят!

– А может быть…

– Кр-ругом! – неожиданно по-старшински рявкнул Хомырь. Продолжил на «вы»: – Отрабатывайте другие версии, других подозреваемых и думайте, думайте… Хорошенько подумайте, прежде чем заявиться сюда! И ты и Гагаров.

Выйдя из отдела, Шайдуков уселся на мотоцикл и, не заводя мотора, горько покачал головой, потом постучал себя костяшками пальцев по лбу.

– Дурак я все-таки!

Напарник покраснел и деликатно отвернулся в сторону – это дело его не касалось.

– Ох, тяма! Она же ничем не лечится, – пожаловался Шайдуков, – ни таблетками, ни скальпелем, ни баней с массажем. Ладно, попылили, дорогой товарищ лейтенант, в аэропорт, будем ждать, когда вернется Сметанин.

Но Сметанин в райцентр не прилетел, в воздухе ему сделалось плохо, рези в животе начались такие, что он кричал благим матом в наушники радиосвязи и его дурной голос диспетчеры записали на пленку. В Куропатке его сняли с самолета и увезли в больницу. Оказалось – приступ аппендицита. Агеев вернулся в райцентр с другим командиром.

Минут сорок Шайдуков дозванивался до крохотной, на семь коек колхозной куропатовской больнички, а когда дозвонился, врач – сивый дед, большой любитель мата, выругал его и сказал, что никакой Сметанин к нему не поступал.

– Ка-ак не поступал? – опешил Шайдуков.

– А вот так! – обрезал его дед. – Не поступал и все!

– Вы это точно знаете? Передаю фамилию Сметанина по буквам: Сергей, Михаил, Елена…

– Знаю так же точно, как и то, что на руке у меня пять пальцев. – Дед явно не хотел разговаривать с милицией. – У меня ни одного нового больного, ясно? – Пробурчав что-то еще, совершенно неясное, дед повесил трубку.

Куропатковская больница – заведение колхозное, конечно же сивый эскулап своих пациентов знает не только по фамилиям, но и по именам-отчествам, знает и возраст и кто чем страдает – кто запорами, кто соплетечением, кто мочится по ночам в постель, но никому секреты не выдает, и если он сказал, что занемогший в больницу не поступал, – значит, так оно и было.

Тем не менее Шайдуков попросил местного участкового Харченко проверить клиентов Куропатовской больницы.

Через час Харченко доложил:

– Сметанина среди больных нет.

Хомырь налился кровью, вздохнул тяжело и отер рукою шею. Проговорил, глядя в сторону:

– Наверное, Шайдуков, ты был прав. Надо было оформлять ордер на задержание. М-м-м, – подбито замычал он и покрутил головой: – Ох, Лилька!

Шайдуков не понял, к чему это капитан крутит головой, интересоваться не стал – не его это дело, – предложил:

– Надо бы сметанинского напарника задержать. Агеев его фамилия.

– Оформляй ордер, – приказал Хомырь.

Через час Агеева задержали.

«Как там Агеев, ушел или нет? – маялся на своей потайной квартире Сметанин, ходил